Маленькое одолжение

Батчер Джим

— Угу, — ответил я. — Большинство рисует звезду так, как это сделал я. Снизу, слева — вверх. Так делается в случаях, когда тебе необходимо защитить что-то, оградить от воздействия извне или от сторонних сил.

— Значит, это могло использоваться как оберег? — спросила Мёрфи.

— Не исключено. Но пентаграмма может использоваться и для другого — если рисовать звезду в другом порядке.

— Например, выстроить клетку для кого-то? — предположила Мёрфи.

— Угу, — я недовольно нахмурился. — Или отворить дверь для кого-то. Или для

чего-то.

— Судя по твоему лицу, это может означать большую пакость.

— Я… — я тряхнул головой. Мне даже думать не хотелось о том, какой ужас мог вырваться в наш мир с помощью пентаграммы такого калибра.

— Я думаю, если через эту пентаграмму прошло что-нибудь, соответствующее ее размеру, в городе сгорит не один дом.

— Ох, — только и сказала Мёрфи.

— Послушай, пока я не знаю, для чего была предназначена эта пентаграмма. Все, что я говорю — чисто умозрительные предположения. И потом, тут есть еще одна странность.

— Какая еще?

— Я не нашел ни следа остаточной магии, а им полагалось бы сохраниться. Блин, да при том количестве энергии, что здесь использовали, всему кварталу полагалось бы светиться. А он этого не делает.

Мёрфи медленно кивнула.

— Ты хочешь сказать, они стерли следы.

Я поморщился.

— Вот именно, а я даже представления не имею, как такое вообще возможно. Блин-тарарам, да мне такое и в голову не приходило.

Я молча отхлебнул остывшего кофе из чашки и попробовал убедить себя в том, что пробиравшая меня дрожь происходит единственно от холода. Потом протянул чашку Мёрфи — она отпила немного с другой стороны и вернула ее мне.

— Выходит, — сказала она, — у нас одни вопросы и никаких ответов. Зачем какому-то сверхъестественному налетчику из высшей лиги помещать пентаграмму в пустующем жилом здании? И вообще, зачем ему потребовалась эта пентаграмма?

— И зачем потом было взрывать это здание? — я нахмурился, потому что в голову мне пришел еще один, совершенно очевидный вопрос. — А почему именно этот дом? — я повернулся к Мёрфи. — Кому он вообще принадлежит?

— Венчурной компании Озера Мичиган, — ответила Мёрфи. — Подразделению Митигейшн-Лимитед, чьим генеральным директором является…

— Трижды блин, — выругался я. — Джентльмен Джонни Марконе.

Глава ПЯТАЯ

Я попробовал соскрести немного крови, чтобы попытаться вычислить ее изначального обладателя, но у меня ничего не вышло. Или кровь слишком пересохла, или человек, которому она принадлежала, уже умер. У меня сложилось неприятное ощущение того, что томатургическое заклятие не сработало вовсе не по причине зимнего холода.

Впрочем, этого можно было ожидать. Дело, в котором тем или иным образом замешан Марконе, простым не бывает.

Джентльмен Джонни Марконе был непререкаемым повелителем преступного мира Чикаго. При том, что материалов на него у полиции более чем достаточно, бастионы бумаг, обороняемые легионами юристов,

до сих пор оставались неприступными, и положению его, равно как доходам, ничего не угрожало. Ну, возможно, тем, кто пытался подкопаться под него, стоило бы проявить больше настойчивости, но бесстрастные факты свидетельствовали: методы управления Марконе оставались относительно приемлемой альтернативой большинству других возможных вариантов. Он придерживался относительно цивилизованных принципов, пресекая насилие в отношении как к обычным гражданам, так и к представителям закона. Бизнес его не становился от этого менее грязным, но ведь могло быть и гораздо хуже, и городские власти хорошо это понимали.

Но, конечно, городские власти не знали того, что все и на самом деле гораздо хуже. Марконе начал укреплять свое положение и с помощью сверхъестественных сил, подписав Неписаный Закон в качестве свободно ассоциированного члена. В глазах правителей сверхъестественного мира он представлял собой что-то вроде небольшого нейтрального государства, силы, с которой стоило считаться, и я мало сомневался в том, что он и эту, новую власть использует в тех же целях, что и все остальное — для расширения своей преступной империи.

И все это стало возможным не без участия Гарри Дрездена. Единственное, что, возможно, меня оправдывало — это то, что из всех имевшихся у меня на тот момент альтернатив эта была наименее угрожающей.

Я оторвался от круга, нарисованного мелом на асфальте, и покачал головой.

— Извини. Ничего не выходит. Может, кровь слишком сухая. Или донор мертв.

Мёрфи кивнула.

— Значит, поищу по моргам.

Я стер мел рукой, разрушив круг, и поднялся с колен.

— Можно тебя спросить? — сказала Мёрфи.

— Конечно.

— Скажи, а почему ты сам пентаграммами почти не пользуешься? Я, например, ни разу не видела — только как ты круги рисуешь.

Я пожал плечами.

— Ну, это вопрос пиара. Сама представь: я начну бегать и рисовать повсюду пятиконечные звезды — в этой-то стране. Все вокруг поднимут визг насчет Сатаны. Включая сатанистов. У меня и без этого проблем достаточно. Если мне нужна пентаграмма, я смогу просто представить ее себе мысленно.

— А ты можешь?

— Вся магия — ну, почти вся — у тебя в голове. Ты представляешь себе тот или иной образ и удерживаешь его в сознании. Теоретически практически все можно делать без мела, фигур и всего такого.

— Тогда почему ты этого не делаешь?

— Потому что при тех же результатах это требует неоправданно больших усилий, — я запрокинул голову и прищурился, глядя на продолжавший сыпать с неба снег. — Ты коп. Мне нужен пончик.

Она фыркнула.

— Грешишь стереотипами, Дрезден?

— Копам приходится чуть не день напролет торчать в своих машинах. Очень часто у них нет даже времени до ближайшего «Макдоналдса» доехать. Им нужна еда, которая не портится в машине. Пончики для этого подходят едва ли не лучше всего.