Малика или куда приводят мечты

Вайс Лора

– Да. Значит, изнасилование, - погрустнела докторша. – И куда только этот мир катится.

– Как ни печально, но это происходит. Ну, ничего, молодая еще.

Когда обследование подошло к концу, Мария Ивановна легонько потрепала девушку за плечо:

– Просыпайся. Просыпайся, девочка. Мы закончили.

Марина нехотя открыла глаза, ей так обидно было расставаться с образом любимого, но тот растаял, и снова перед глазами была бежевая стена, с приклеенным на скотч календарем.

– Я могу идти? – спросила она, еле поднимаясь с кушетки.

–

Да, иди, отдыхай.

Докторши проводили ее взглядом, а потом Мария Ивановна принялась набирать номер того отделения, куда была оформлена Марина.

– Дмитрий Александрович? – заговорила она. – Я забираю твою пациентку себе. Да, именно так. Пусть уж Петр Николаевич зайдет ко мне и все расскажет. Да-да, спасибо тебе.

А Мар тем временем неспешно возвращалась в палату. На лестнице ей стало плохо, перед глазами все поплыло, в ушах зазвенело, какое-то неприятное ощущение возникло в носу, после чего на ступеньки закапала кровь. Девушка тут же зажала нос и, медленно опустившись, села, а далее наступила темнота.

Очнулась она уже в палате, причем в другой. Дверь здесь была стеклянная, за ней мелькали врачи, пациенты, занавески на окнах имели нежно-лиловый оттенок, над кроватью висел такого же лилового цвета ночник.

Спустя какое-то время к ней зашла врач, та самая, которая делала УЗИ, она прошла к Марине, присела на край кровати, палата тут же наполнилась приятным запахов цветочных духов, как же Мар отвыкла от этих ароматов:

– Ну что ж, Марина, - раскрыла историю болезни та. – Давайте знакомиться. Меня зовут Мария Ивановна Стеблева, я заведующая гинекологическим отделением. Вы теперь будете лежать у нас.

– Почему? – без особого интереса спросила Мар.

– Ну как же, беременные с угрозами только у нас и лежат, - пролепетала врач, рассматривая историю. – Мне важно знать, когда у тебя были последние месячные.

– Беременные, может, и лежат, а я-то вам зачем?
– Марина явно сейчас была где-то далеко, ее взгляд блуждал по потолку.

– А ты как раз в положении, дорогая моя. И срок уже пятнадцать-шестнадцать недель. По идее, если нет показаний, прерывание уже не делают на таком сроке, но в твоем случае мы можем сделать исключение.

– Что? – Мар резко перевела взгляд на докторшу. – Я не могу быть беременной.

– А обследование говорит об обратном. И если ты не захочешь… - но Мар перебила ее.

– Чего не захочу?

– Рожать. Мне сказали, что ты была в плену у малийских боевиков.

– Да, была, - привстала девушка. – Вместе с мужем.

– Ты подвергалась насилию? – в конец запуталась Мария Ивановна.

– Смотря какому, меня били, но не насиловали.

И сейчас Марина осознала, если она ждет ребенка, то это только его ребенок – Амира. У них все-таки получилось, получилось…

– Я беременна? – вдруг ожила Мар. – Это правда?

– Да. Как я уже и говорила, беременность пятнадцать – шестнадцать недель, плод развит правильно, но из-за того, в каких условиях ты находилась все это время, есть угроза выкидыша. На матке гематомы,

у плода задержка в развитии, поэтому-то мне и нужно знать, когда были последние месячные. Ты истощена, есть воспаления, кровь еще не пришла, но скорее всего и там будут проблемы. Лечиться надо. Только многие препараты несовместимы с беременностью.

– Этот ребенок – единственное, что у меня осталось от мужа, - и из глаз полились слезы, горькие слезы.

– А твой муж?

– Он не ушел со мной, его … - но Мар не смогла произнести этих слов.

– Ясно, - тут же перевела разговор врач.
– Значит, будем сохраняться. Только приготовься - ты здесь задержишься надолго.

Марина тогда улыбнулась, то была первая улыбка со дня, как ее отпустили.

Мария Ивановна ушла, а Мар снова легла на подушку, положила высушенные руки на живот и закрыла глаза:

– Ты со мной, - прошептала она. – Ты не ушел … ты со мной … твоя душа внутри меня. Господь все-таки услышал нас, Амир, он услышал нас, родной.

С того момента все преобразилось, Марина начала жить. Ее душа и сердце ни на миг не переставали болеть по Амиру, каждый день она разговаривала с ним, рассказывала о том, что с ней и их ребенком происходит. На ее лице теперь все чаще сияла улыбка. А доктора делали свое дело. За два месяца удалось справиться с воспалениями, Мар немного прибавила в весе, ребенок чувствовал себя лучше, теперь все его показатели соответствовали норме.

Когда о беременности узнали родители, то радости не испытали, но, как им объяснила Мария Ивановна, для их дочери сейчас ребенок – спасение, только ради него она стала есть, хотя от еды ее продолжало тошнить, стала иногда выходить на улицу, да и вообще, к девушке вернулся смысл жизни. Тогда и Владимир, и Ирина успокоились, ведь если все так, как и сказала доктор, то пусть их дочь познает счастье, которое у нее однажды отняли.

Время шло, всю осень, и ползимы Марина провела в больнице, только изредка возвращалась домой, чтобы обновить одежду или просто отдохнуть от белых стен. С родителями Мар чаще молчала, она замкнулась в себе, сконцентрировалась на ребенке, да и с Амиром продолжала мысленно общаться и ей этого хватало.

Дату родов поставили на начало марта, а пока оставался месяц в запасе. Живот у нее был совсем небольшой, однако Мар старалась выделить его, надеть что-то облегающее, чтобы все видели, все знали, ведь девушку распирала гордость. Она каждый вечер разговаривала с малышом, рассказывала о путешествиях по экзотическим странам, о том, как обязательно свозит его в Марокко, в Эмираты. Ирина Николаевна тоже слушала эти истории и всегда плакала, мать наконец-то поняла, кем для ее дочери был араб Амир. А Владимир Константинович активно готовился к новой для него роли, все-таки он скоро станет дедушкой, поэтому с большой охотой заезжал в магазины после работы и мог часами выбирать всяческие шапочки, носочки, распашонки, комбинезончики. Правда, они до сих пор не знали, кто у них будет – внук или внучка. Марина не захотела знать заранее.