Малинче
Шрифт:
— Огонь говорит нам обо всем и ни о чем сразу. Огонь порождает сверкающие божественным светом мысли, но происходит это лишь тогда, когда сердце и разум человека сплавляются в единое целое и действуют заодно. Огонь преображает, очищает и освещает все, к чему прикасается.
— А ветер?
— Ветер — он тоже вечный и нескончаемый. Он никогда не умирает, никогда не останавливается. Когда ветер входит в наши тела, мы рождаемся. Когда он покидает нас — мы умираем. Вот почему очень важно дружить с божеством ветра, уметь ладить с ним.
— А… а вот…
— Вот видишь, ты и сама не знаешь, о чем еще спрашивать. А раз так, то лучше помолчи, не трать слюни попусту. Слюна — это священная вода, которая исходит от сердца. Не следует тратить слюну на бесполезные, пустые слова, ибо нельзя тратить бесцельно драгоценную влагу, данную нам богами. А еще я тебе вот что скажу, только ты хорошенько запомни и никогда это не забывай: если произнесенные тобой слова не служат тому, чтобы вызвать в памяти твоего собеседника образы богов, если благодаря твоим словам он не устремит к богам свои помыслы и надежды, то значит, слова твои были пустыми и сказаны зря — без цели и без всякого смысла. Такие слова никому не
Вспомнив бабушку, Малиналли улыбнулась. Она подумала, что бабушка наверняка согласилась бы с нею, что незнакомцы, пришельцы из далеких стран, появились не просто так, не сами по себе, что это боги вселились в их тела. По-другому ведь и быть не могло. По слухам, проносившимся от дома к дому, от деревни к деревне, от города к городу, получалось, что эти люди с белой кожей и лицами, заросшими волосами, прибыли с моря, подгоняемые ветром. Все прекрасно знали, что присутствие великого Кетцалькоатля можно было ощутить лишь в те мгновения, когда воздух приходил в движение и становился ветром. Какие еще доказательства требовались, чтобы убедить любого в том, что эти люди появились на их земле, неся в себе частицу великого божества? Как можно было усомниться, что лишь богами могли быть посланы те, кто пришел из-за бескрайнего моря, влекомый силой ветра? Говорили еще, будто волосы у иных из этих посланников богов светлые — цвета кукурузной соломы. Разве это не доказательство? Ведь во время бесчисленных церемоний у храмов соплеменники Малиналли красили себе волосы в желтый цвет, чтобы предстать перед зрителями в образе кукурузы. Раз волосы на головах чужеземцев были похожи цветом на солому и стебли, окутывающие початок, то само собой разумеется, что и посланы они на землю Кетцалькоатлем — богом, который когда-то преподнес людям величайший дар: зерна кукурузы, того самого злака, что из поколения в поколение кормил всех предков Малиналли. Кукуруза была самым чистым из всех продуктов; она являла собой воплощение силы духа. До тех пор, пока люди не прогневают богов, пока они будут жить в ладу с божеством кукурузы, они никогда не останутся голодными. До тех пор, пока люди признают, что все они — дети кукурузного початка, зерна которого ветер разнес по всему миру, по пути превратив их в живую плоть, — до тех пор они будут едины и будут помнить, что все мы — одно целое, что все мы одинаковы и всем нам для жизни и пропитания нужно одно и то же.
Ясно, что эти посланцы богов, эти люди, несущие в себе великого Кетцалькоатля, едины с ними, живущими здесь с незапамятных времен. Все они — одно целое. Все они происходят из единого целого и все — и пришельцы, и индейцы — рождены из одного кукурузного початка и превращены Кетцалькоатлем в одну и ту же плоть и кровь. По-другому, думала Малиналли, и быть не могло. Если и было другое объяснение тому, зачем чужестранцы пришли из-за моря в ее страну, то она не хотела об этом знать. Спасение Малиналли заключалось в том, что пришельцы явились на их землю, чтобы вернуть золотой век ее народа. Если же они появились из-за моря не за этим, то ей так и суждено оставаться до конца дней самой обыкновенной рабыней — собственностью своих хозяев и повелителей. Конец этой ужасной жизни, казалось Малиналли, был уже близок. Она хотела в это верить и верила.
Чтобы убедиться в своей правоте, она прибегла к помощи тлачикве — колдуна-мельника, который умел гадать по зернам маиса. Колдун взял пригоршню зерен правой рукой и положил их себе в рот. Затем, не смыкая плотно губ, он сделал резкий выдох. Кукуруза рассыпалась по пальмовой циновке, и старик-колдун стал всматриваться в причудливый узор, пытаясь разглядеть в россыпи золотистых точек божественный ответ на три вопроса, заданных ему Малиналли: «Сколько я проживу? Стану ли я когда-нибудь свободной? Сколько у меня будет детей?»
— Малиналли, — ответил наконец колдун, — бог кукурузы говорит, что не отмерено еще твое время, нет ему ни срока, ни границы. Не дано тебе знать, сколько лет жизни уготовано тебе богами. Но за это не будешь ты знать и что такое возраст, что такое прожитые годы, ибо всякий раз, встречаясь в жизни с чем-то новым, ты будешь нарекать это новое иным именем. Эти слова, в которые ты вложишь новое значение, станут для тебя дорогой к разрушенному времени. Твои слова нарекут то, что мы пока еще не можем видеть; твой язык сделает невидимыми и невесомыми даже камни, которые тогда обретут свою божественную сущность. Очень скоро у тебя не останется ни своего очага, ни дома. Жизнь твоя будет не похожа на привычную жизнь наших женщин. Ты перестанешь готовить еду, не будешь ткать по вечерам. Ты уйдешь, уйдешь далеко и будешь смотреть во все глаза на открывающийся перед тобой мир. Увидев и поняв его, ты узнаешь многое о людях с кожей разного цвета, о том, что у них есть общего и чем они отличаются друг от друга, узнаешь разные языки, узнаешь, кто мы на этом свете, кем были, кем не смогли стать и кем будем. Вот как отвечает маис на твои вопросы.
— И это все? Неужели бог кукурузы не сказал ничего о том, буду ли я свободной?
— Я рассказал тебе лишь то, что смог прочесть в божественном узоре. Больше я в этих зернах ничего не вижу.
В ту ночь Малиналли долго не могла заснуть. Ей все не давала покоя мысль, верно ли истолковала она слова предсказателя судьбы. Лишь под утро, когда уже светало, она на какое-то время сомкнула глаза и увидела сон: ей приснилось, будто она живет как свободная знатная женщина, и не так, как все, а где-то высоко в облаках. Не земля, а ветер был той почвой, по которой она ступала легко и невесомо. Это ощущение свободы, эти сладкие грезы недолго радовали ее. Тем страшнее оказался кошмар, которым они обернулись в ту же минуту. Малиналли увидела рядом с собой луну, пронзенную раскаленными клинками исходившего неизвестно откуда света. Этот свет терзал тело луны, мучил ее, прожигал насквозь. Не выдержав мучений, луна перестала быть собой и обернулась ливнем жгучих слез. Этот горький дождь напоил пересохшую землю, из которой тотчас же потянулись к небу неведомые цветы. Малиналли, изумленная этим прекрасным и в то же время зловещим зрелищем, давала неведомым
Среди своих нехитрых вещей Малиналли нашла маленький тряпичный мешочек, в котором лежали те самые кукурузные зерна, по которым ей когда-то нагадал судьбу мельник-колдун. Эти зерна она всегда носила с собой, как и ясные, будто совсем недавние воспоминания о встрече с предсказателем будущего. Чтобы это будущее не рассыпалось, чтобы не потеряться на пути к обретению собственной судьбы, она на всякий случай собрала всю горсть зерен на хлопковую нитку — словно золотистые бусы, свисали теперь с ее ладони эти высохшие зерна маиса. Каждое утро, вознося молитву богам, она перебирала зерна пальцами — одно за другим, все до единого. Так было и в то утро. Помолившись, Малиналли обратилась уже не к богам, а к своей любимой бабушке с просьбой защитить, взять под крыло, помочь ей сберечь свою судьбу и, самое главное, избавить от постоянно гнетущего ее страха. Малиналли просила у бабушки, чтобы та помогла ей разобраться в себе и увидеть новыми глазами то, что ждало ее в будущем. Она на миг сомкнула веки и сильно сжала в кулаке маисовые бусы. Затем, убрав свое сокровище в завязанный веревочкой мешочек, она вернулась к работе. Лоб ее был покрыт мелкими капельками пота — отчасти из-за того, что работала она, как привыкла, в полную силу, отчасти же из-за висевшей в воздухе влаги, которая ощущалась на коже, несмотря на столь ранний час. Обычно это ничуть не мешало Малиналли, а, наоборот, лишь радовало ее, напоминая о боге воды, который всегда присутствует вокруг, пусть даже в виде влаги, растворенной в воздухе. Малиналли нравилось ощущать близость божества, вдыхать его запах, чувствовать его на своей коже, но в то утро влажный воздух казался ей каким-то чужим, будто бы даже враждебным. Казалось, он был пропитан отчаянием и удушливым страхом. Страх, беспричинный ужас проникал везде и всюду. Он просачивался под камни, сквозь стены, залезал под одежду и, проникнув сквозь кожу, вгрызался изнутри в тело несчастной девушки.
Чтобы найти Малиналли, этому страху пришлось проделать долгий путь. В ту ночь он, словно тень, выскользнул из дворца императора Моктесумы и, накрыв всю долину Анауак, добрался до самых дальних городов и деревень империи. Этот страх ощущался как всепроникающая жидкость, которая пропитывала кожу, кости и топила в себе само человеческое сердце. Страх был вызван чередой зловещих предзнаменований: одно за другим они обрушились на страну в течение нескольких лет, предшествовавших появлению испанцев в этих краях. Знамения, все как одно, предсказывали падение империи. Первым из дурных предзнаменований было появление в ночном небе огненного колоса. Рассыпав вокруг себя гроздья огненных брызг, он исчез, оставив страх и смятение. Вторым знамением стал пожар, полностью уничтоживший храм Уитцилопочтли, бога войны. Пожар начался в храме в тот час, когда там никого не было. Все жаровни и светильники были погашены. Огня в храме никто не зажигал, но и никто не смог погасить неизвестно откуда появившееся пламя. Затем настал черед чудовищной силы молнии, которая ударила в соломенную крышу одного из храмов у подножия главной пирамиды Теночтитлана. Этот удар небо нанесло совершенно неожиданно. Никому и в голову бы не пришло опасаться грозы. С неба на землю пролился лишь легкий дождик, не предвещавший никаких опасностей. Четвертым в этой череде дурных предзнаменований стало появление в небе сотканного из искр полотнища. Эти искры, сложившиеся бесконечной чередой одинаковых треугольников, протянулись по всему небосводу от той стороны, где солнце встает из-за горизонта, по направлению туда, где оно покидает небо, скрываясь за краем земли. Видевшие это люди испуганно кричали и в ужасе падали на землю. Пятым знамением сочли невиданный до тех пор случай: вода в одной из лагун, окружавших долину Анауак, ни с того ни с сего забурлила с такой силой, словно вскипела. Это яростное кипение продолжалось довольно долго. Бурлящая вода поднялась намного выше обычного уровня и смыла в озеро многие дома, стоявшие на берегу. Шестым дурным знаком стало видение Квиуакоатль — женщины, являвшейся тут и там по ночам и оплакивавшей своих детей. «Где же вы, дети мои? Куда мне вести вас теперь? Нам придется уйти отсюда, уйти далеко, уйти навсегда!» — вновь и вновь повторяла она. Седьмым в череде знамений стало появление невиданной прежде в этих краях птицы. Обнаружили ее рыбаки на одном из озер. Диковинное создание тотчас же привезли в столицу и показали самому Моктесуме. Птица была пепельного цвета, как журавль, только на голове у нее было зеркало. Посмотрев в него, можно было увидеть небо и звезды. Моктесума взглянул в него дважды и во второй раз увидел в зеркале битву, которую вели между собой две огромные армии. С тяжелым сердцем Моктесума был вынужден признать это мрачнейшим предзнаменованием. Последним же, восьмым по счету, знамением стало появление в городах и селах империи людей-уродов. У одних было по две головы, другие же были соединены в одно целое животами или спинами. Стоило Моктесуме увидеть их, как они бесследно исчезали.
Встревоженный император приказал созвать всех колдунов, предсказателей и мудрецов империи и обратился к ним с такими словами:
— Я хочу знать, что нас ждет. Скажите же мне, ожидать ли нам эпидемий, будет ли это «черная смерть», неурожай, нашествие саранчи, землетрясение, страшный дождь с потопом или что-то еще. Что бы то ни было, скажите мне правду. Я хочу знать, ожидает ли нас жестокая и кровопролитная война, нападут ли на нас чужестранцы, ополчатся ли ожившие мертвецы, — не скрывайте от меня ничего. Я хочу знать, какую битву видел я в зеркале на голове небывалой птицы. Еще я хочу знать, слышали ли вы плач Квиуакоатль, и если да, то что означают эти стенания и слезы. Эту женщину-богиню почитают везде, во всех уголках мира, а значит, и она знает, что происходит в мире, в самых дальних краях и странах. Если где-то что-то происходит, она узнаёт об этом первой, и по ее плачу можно понять, что случилось, где и с кем. Если же чему-то еще только суждено случиться, то она узнает об этом раньше нас и раньше всех богов. Прислушайтесь к ее плачу и скажите мне, что ждет нас в будущем.