Малиновый запах надежды
Шрифт:
Первым я узнала длинноволосого бородача, которого встретила в холле. Парень восседал за барабанной установкой и имел полное право гордиться своей игрой. И хоть он не мог меня видеть, я поблагодарила его улыбкой. Клавишника и двоих гитаристов я видела впервые. А человек, стоявший возле микрофона, был Тим.
«Что он тут делает, в провинциальном педагогическом, с таким голосом?..» – подумала я с недоумением, которое сменилось смесью теплой радости и сладкой грусти.
– Спасибо, – чуть хрипловато поблагодарил зрителей Тим, снимая ремень гитары, и улыбнулся.
И под еще не полностью развеявшимся
– …Девушка, девушка? Вы еще там? – встревоженный моим долгим молчанием, вопрошал в телефонную трубку мужчина, которого по какому-то роковому совпадению звали Тимофеем Лазариным.
– Да, – выдавила я. – Да, я здесь.
– Что-то случилось? Визу не дали? – беспокоился клиент.
– Ищу ваши документы, минуточку, – отговорилась я, метнулась к столу заболевшей напарницы и лихорадочно принялась рыться в папке с документами. Я могла бы посмотреть в компьютере, пришли ли паспорта из посольства, но мне хотелось увидеть документы лично – чтобы убедиться. В чем убедиться? В том, что этот Тимофей – не мой Тим?
Вот, вот его анкета. Взглянув на заполненные неровными буквами строчки, я вздохнула и с облегчением, и со странным разочарованием: этот мужчина, конечно же, никак не мог быть моим Тимом. Фамилия его была не «Лазарин», как мне послышалось, а «Азарин». Созвучные фамилии, отличающиеся лишь одной буквой. Немудрено, что я ослышалась, да еще в свете вчерашней аварии, которая разворошила уснувшие было воспоминания о Тиме. И все же, поддавшись любопытству, я пробежалась взглядом по заполненным строчкам анкеты, мысленно отмечая: почерк незнакомый, возраст клиента – сорок восемь лет, тогда как Тиму сейчас был бы тридцать один год, женат, сотрудник агентства недвижимости…
– Да, визу вам дали, – объявила я заждавшемуся клиенту. – Вечером можете забрать паспорт, путевку и билеты.
– Спасибо, красавица! – обрадовался мужчина.
– Скажите, а вы… поете? – неожиданно спросила я, немало смутив его странным вопросом.
– Нет. Разве что иногда, как все, в душе. Или в душе, – засмеялся мужчина, справившись с изумлением. – А что, на паспортном контроле придется пограничникам гимн державы петь?
– Нет, гимн петь не придется, – успокоила я его. – Извините, просто вырвалось. Вас зовут как… одного певца. Ну, почти так. Вот и сорвалось с языка.
– Н-да, не слышал о таком певце. Он как Кобзон, Киркоров?
– Нет, он… рок-певец. Извините.
Дура, ну надо же, выдала… Поет ли он!
Я повесила трубку и прижала ладони к пылающим щекам.
– Эй, с тобой все в порядке? – окликнула меня начальница, выглядывая из-за своего монитора.
Глаза Валентины от беспокойства стали почти идеально круглыми, что сделало ее похожей на испуганную сову.
– В порядке.
– Саш, какие-то проблемы?
– Да нет никаких проблем! – досадливо отмахнулась я от настойчивых расспросов и с некоторым облегчением сняла трубку зазвонившего телефона.
К вечеру наступило затишье, и я, нагло соврав, что неважно себя чувствую,
Я не сразу решилась толкнуть грязно-белую дверь нужной мне палаты. Характерный больничный запах освежил потускневшие со временем воспоминания и воскресил размытые ассоциации. Мое сердце билось так громко, что, казалось, его стук услышал бы любой, находящийся от меня в радиусе метра. Зачем я пришла? Войду и что, вернее, кого там увижу? Что скажу незнакомцу? Нет, не пойду.
– Девушка, а вы стучите громче, вот так!
Невесть откуда взявшаяся бабка-санитарка поднырнула под мою руку и громко три раза стукнула в дверь, после чего, не дожидаясь ответа, бесцеремонно распахнула ее.
– Ну, иди!
Она даже подтолкнула меня ладонью с растопыренными пальцами в спину. И я, сделав глубокий вдох, как перед прыжком в холодную воду, шагнула в полутемное помещение со спертым воздухом.
Палата была на два человека, но одна кровать оказалась застеленной. А на той, что стояла возле окна, лежал накрытый до подбородка одеялом молодой мужчина. Погруженный в нездоровую дрему, он не услышал шума открывающейся двери и не отреагировал на мое появление. Я нерешительно сделала несколько шагов и остановилась в метре от койки. Это был он – Тим. Его профиль. Его плотно сжатые губы, которые я когда-то целовала и которые казались мне слаще малины. Его ресницы – длинные и прямые, как стрелы.
– Тим… Тим? – поддаваясь наваждению, позвала я.
Голос от волнения почти пропал, но парень услышал мой едва различимый шепот и повернул голову.
Наваждение с оглушающим звоном разбилось на осколки, стоило лишь молодому человеку взглянуть на меня. Одурманенная распоясавшимся воображением, я ожидала увидеть морскую синеву, но глаза незнакомца оказались темно-карими. И этот цвет показался мне в свете жестокого разочарования обыденным и скучным.
Мы еще с полминуты молча рассматривали друг друга, после чего парень тихо произнес:
– Добрый вечер.
– Добрый, – смущенно улыбнулась я и пододвинула ближе к кровати дерматиновый стул.
– Меня зовут Александра. Я… Я решила навестить вас, потому что… Потому что беспокоилась. Я была в одной из машин, попавших в то ДТП. Приходила вчера, но мне не разрешили визит.
Он смотрел на меня, часто моргая и пытаясь сконцентрироваться на моих скомканных объяснениях. И от его молчания моя неловкость разбухала, будто замоченный в воде горох. Мне хотелось уйти, но просто взять и попрощаться всего лишь через пару минут «разговора» казалось невежливым. Мелькнула запоздалая мысль, что надо было принести гостинец.
– Как вы себя чувствуете?
– Сносно.
Уголки его губ дрогнули в слабой улыбке, которая тоже, как и глаза, у него была своя, не имеющая ничего общего с улыбкой Тима. Сейчас, рассматривая лицо незнакомца, чуть оживленное и измененное мимикой, я видела, что оно не так похоже на лицо Тима, как казалось мне раньше.
Нервно теребя пальцами кожаную ручку сумочки, я судорожно искала, что бы еще сказать ему – незнакомому человеку, который с молчаливым вопросом во взгляде смотрел на меня. И на ум не приходило ни одной свежей мысли.