Малое небо

Уэйн Джон

– Только ты.

– Я имею в виду дома.

Дэвид покачал головой.

– Я больше не намерен спрашивать разрешения у мамы. Если я сочту, что поступаю правильно, я так и сделаю.

Джири нахмурился.

– Ты еще мал, чтобы самому все решать, мой мальчик.

– Я подумал, - сдержанно сказал Дэвид, - раз ты правильно поступил, что ушел от нас _навсегда_, потому что больше не хочешь жить с нами, то ничего страшного не произойдет, если я уйду на _один день_.

– У нас с тобой разные ситуации.

– Не понимаю, почему разные?

Джири тоже не понимал и оставил вопрос сына без ответа.

–

Как бы там ни было, - сказал он, - я посажу тебя на поезд, чтобы ты вернулся домой, пока они не стали волноваться. Есть подходящий поезд в четыре пятнадцать.

– А сколько до него еще осталось?

Джири посмотрел на часы:

– Около часа.

– Хочешь избавиться от меня, да?
– с горечью спросил Дэвид.

– Просто не хочу, чтобы дома волновались, - ответил Джири. Потом, взглянув на отчаявшегося сына, добавил мягко: - Дэвид, пожалуйста, не беспокойся. Как бы жизнь ни повернулась, я не оставлю тебя и ты ни в чем не будешь нуждаться. И всякий раз, когда у тебя появится желание сказать мне что-нибудь или спросить, приезжай ко мне.

– А ты будешь здесь?

– Где бы я ни был, ты будешь знать мой адрес.
– Он вытащил бумажник. Вот тебе на дорожные расходы. Держи их отдельно.
– Он протянул ему пять фунтов.
– Кстати, где ты раздобыл деньги на сегодня?

– Взял из тех, что откладываю к рождеству. Почти все взял, а хватило только на билет в один конец.

– У тебя билет только в один конец?
– переспросил Джири.
– А если бы ты не нашел меня? Как ты собирался возвращаться?

– Я решил оставаться здесь, _пока не найду тебя_, - сказал Дэвид и отвел глаза.
– Я так по тебе соскучился.

В груди Джири словно что-то треснуло. Словно чувства его хранились в каких-то хрупких стеклянных сосудах. А теперь сосуды разбились, и в груди сплошное месиво из крови и стекла. Он открыл было рот, попытался что-то сказать, но в голове все смешалось. Он хотел сказать, что бросит этот вокзал, поедет вместе с Дэвидом домой, прямо сейчас же. Хотел позвать Дэвида жить с ним в гостинице. Хотел объяснить Дэвиду насчет барабанов. Хотел пообещать Дэвиду, что через неделю найдет себе другое жилье, переберется туда и Дэвид сможет приезжать к нему и жить все школьные каникулы. Но больше всего он хотел сказать Дэвиду что-нибудь такое, что сняло бы тяжесть с души мальчика и с его собственной тоже. Слова застряли в нем, он вновь сомкнул губы, углы рта опустились. Отец и сын глядели друг на друга через мертвое бездушное поле стола.

– Ты вернешься когда-нибудь домой?
– прошептал Дэвид.

– Дэвид.
– В горле у Джири пересохло, голос скрипнул, как захлопнувшаяся дверь.
– Обещаю тебе, я сделаю как лучше. Я постараюсь все уладить...
– Слова его прозвучали неубедительно. Но сейчас слишком поздно говорить Дэвиду правду. Он сделал еще попытку: - Видишь ли, я хочу начать жить по-другому, эту другую жизнь ты поймешь и примешь в ней участие. Обещаю тебе, Дэвид.

Лицо мальчика слегка просветлело. Но в глазах еще пряталась тревога; он по-прежнему умоляюще смотрел на отца, словно хотел выпросить что-то ощутимое, с чем ему можно будет уйти отсюда.

Джири был в отчаянии. Кровь и осколки стекла клокотали у него в груди. Он любил Дэвида. Он должен найти путь к его сердцу, должен, должен.

– Посмотри!
– внезапно

произнес он, распахнул и скинул пиджак, стал расстегивать пуговицы на рубашке. Сбросил ее, потом нижнюю рубашку. В тусклом свете унылого осеннего дня блеснул белый пластырь. Дэвид вскочил.

– Господи, что это?

Джири похлопал себя по груди.

– Маленькое происшествие. Но ничего страшного. Я упал и сломал два ребра. Поэтому не смогу отсюда никуда двинуться еще недельку, а то и две. Меня амбулаторно лечат в больнице, она в конце привокзальной улицы.

Охваченный ужасом и жалостью, Дэвид не отрываясь смотрел на пластырь.

– Больно?

– Сначала немного болело. Две первые ночи не мог спать. А сейчас уже все в порядке.

– Как же это случилось?

– Поскользнулся на верхней ступеньке лестничного марша. То ли банановая кожура виновата, то ли кусок сальной бумаги, а может, еще что-нибудь. Как бы то ни было, когда я очутился на нижней ступеньке, два ребра с одного бока были сломаны.

– Тебя подняли?

– Я сам поднялся, - ответил Джири. Ему вдруг стало стыдно за этот спектакль, и он быстро оделся.
– Теперь ты сам видишь, - закончил он с кривой усмешкой, - есть дельце, вынуждающее меня торчать здесь, даже если отбросить остальное.

Дэвид подбежал к окну.

– Мне теперь полегче. Повидал тебя, узнал, что с тобой случилось, и во всем этом...

– Есть свой резон?

– Да, есть.

Теперь они оба успокоились и улыбались друг другу. Клокотание в груди Джири стихло. Ему даже показалось, что стеклянные осколки могут срастись, как ребра.

– Ну-с, нам пора на вокзал, - сказал он, взглянув на часы.

– Уже?

– Так ведь сколько успеть надо! Узнать, с какой платформы отходит поезд, купить тебе билет. Можешь подобрать себе в киоске книжку по вкусу. К тому времени, как мы все это проделаем и напоим тебя чаем, подойдет время отъезда.

Он застегнул пиджак и направился к дверям. Тишина в номере начинала угнетать его.

– Пошли!

Дэвид нехотя двинулся за ним.

– Ты мне будешь писать?
– спросил он отца.

– Каждую неделю, - с радостной готовностью ответил Джири.

– А когда заживут ребра, дашь знать?

– Пришлю телеграмму, как только снимут пластырь.

Оба рассмеялись. Смех этот делал их шаги невесомыми, они словно катились на роликах - сначала по коридору, потом в лифт. Нигде не задерживаясь, Джири пересек холл и направился к вокзалу.

Как только они оказались в неиссякаемом людском потоке, то приливающем на перрон, то откатывающемся от него, Джири вновь стало легче дышать. В конце концов, проблемы его разрешимы. У Дэвида теперь будет спокойнее на душе. Узы, связывающие их, на время ослабли, а сейчас все опять на своих местах. Даже ирландец помог этому, благодаря ему у Джири появилась объективная причина жить в гостинице. Он с любовью взглянул на светловолосого мальчугана, шагавшего рядом. И тут увидел Блейкни.

Очки доктора Блейкни поблескивали в лучах фонаря, под которым он стоял, - в это время года фонари горели и днем. Должно быть, он пораньше пришел на вокзал к тому же поезду в четыре пятнадцать, каким Джири собирался отправить Дэвида. А что, если они увидят друг друга? И Блейкни от нечего делать начнет донимать ребенка вопросами, ведь ехать им больше часа?!