Малое небо

Уэйн Джон

– Спасибо, не надо, - ответил Джири.
– Лучше я позвоню в гостиницу, попрошу, чтобы мой номер оставили за мной.

– Мы сами можем это сделать. Какая гостиница?

Он назвал.

– А доктор не сказал, когда отпустит меня?

– Думаю, завтра. Просто мы хотим, чтобы ночь вы провели у нас. Ничего серьезного нет. Небольшой шок, вам ведь так досталось.
– Она с состраданием взглянула на него и отправилась к другим больным.

Джири лежал на спине. Шок? Разве он испытал шок? Он стал мысленно ощупывать себя, осторожно, по миллиметру: нет ли где перелома или ушиба. Он был совершенно спокоен. Может, ему ввели транквилизатор? Этого

он не помнил. Во всяком случае, одно он знал наверняка: надо как можно скорее вернуться на вокзал. Больница, конечно, неплохая, ночь здесь продержаться можно. Палата большая; на всех кроватях спят больные; длинная комната с высоким потолком погружена в плотную тишину, она словно коварное море, в котором плавают злобные акулы боли и на водной поверхности видны лишь плавники. То и дело кто-нибудь вскрикивал. "Ой, - доносилось из глубины палаты, - больно, боль... больно мне". В душе Джири царил мир. Среди всех этих страдальцев он мог немного отдохнуть, поддаться своим физическим страданиям. Но надо будет поскорее выбираться отсюда. Больные, унылые, умирающие не могли быть ему настоящей поддержкой.

На следующее утро к его кровати подошел полицейский. Это был крепкий и плотный мужчина, он достал из металлического футляра очки, приготовил блокнот.

– Надеюсь, вы поможете нам. Если у нас будет словесный портрет этого человека, мы его быстро найдем.

Что ж, Джири готов помочь.

– Их было двое. Обоим около тридцати пяти. По-моему, они профессионалы. Говорил только один, другой, судя по всему, добровольно уступил инициативу напарнику. У того был ланкаширский акцент.

– Хм. А не похоже было, что он нарочно так говорил?

– Нет, голос звучал вполне естественно.

– Во что они были одеты?

– В плащи. И кепки надвинуты низко на глаза. Один потолще, но оба не слишком крепкого телосложения. Среднего роста, среднего веса.

– Цвет волос?

– Они не снимали кепок. Может, даже и лысые, кто их знает.

– Как же это произошло?

– Они вошли и сели за мой столик, подождали, пока в зале никого не останется - только старуха в углу спала, - и потребовали у меня мой бумажник. Тот, что с ланкаширским акцентом, сказал мне тихо: "Отдавай кошелек, мы тебя не тронем". Я старался оттянуть время, притворился, что роюсь в карманах и ищу кошелек, а сам поглядывал на дверь. Но не успел я вскочить и убежать, как они оба навалились на меня и начали бить.

– Чем? Просто кулаком?

– Одним ударом сбили меня с ног, а потом пинали ногами.

При этих словах боль исказила лицо Джири - напоминали о себе поврежденные ребра.

Полицейский сидел молча, перечитывая записи. Наконец он поднялся, посмотрел с высоты своего роста на Джири и заключил:

– Не густо, нам это не ахти как поможет, верно? А ведь вы рассчитываете, что мы его найдем.

– Если не найдете, я не стану предъявлять к вам никаких претензий.

– Значит, вы будете первым таким.

Полицейский ушел. Джири лежал на спине, ждал, когда его отпустят из больницы, и раздумывал, догадался ли полицейский, что он лжет. Потом мысленно пожал плечами. Лги не лги, а надо постараться, чтобы полиция не вышла на след ирландцев. Если их поймают и станут судить, на процессе будут присутствовать репортеры. А Джири не хотелось привлекать к себе внимания. Пусть его оставят в покое, скорее бы вернуться на вокзал.

К концу дня он подъехал к гостинице на такси. Ему должны были выделить санитарную машину, но он не стал ее дожидаться и добрался до гостиницы сам.

Правда, движения его были скованными, и человек бывалый сразу бы определил, что ребра его стягивает пластырь. В больнице он договорился, что будет лечиться амбулаторно сколько потребуется. Перед тем как подняться к себе в номер, он таким же скованным, осторожным шагом дошел до киоска и купил еще один экземпляр книжки, прочитанной накануне. Ту уже не вернешь: он уронил ее у столика в кафе, и ее, в пятнах крови, определенно давно уже выбросили.

– Джири исключается из нашей компании, - сказал Джулиан Робинсон.

– Почему же?
– удивился долговязый веснушчатый парнишка.
– Он ведь всегда был вместе с нами.

– Был да сплыл, - угрюмо ответил Джулиан. Утро у него выдалось скверное, и теперь он жаждал отомстить, заставить помучиться другого.
– Он слишком глуп для нас.

– Что же я такого глупого сделал?
– спросил Дэвид Джири с напускным безразличием. Он стоял у дощатого забора около школьных ворот; враждебность улицы там, за забором, холодный взгляд Робинсона вызывали в нем страх. Пятеро мальчишек нерешительно переглядывались.

– Ты трус, боишься драться, - сказал Джулиан Робинсон.
– Мы берем в компанию только тех, кто не боится драться, а ты - боишься.

– А ты сначала подерись с ним, раз считаешь его трусом, - предложил веснушчатый.

– Ладно.
– Джулиан бросил ранец на землю.
– Когда - сейчас или после школы?
– спросил он Дэвида Джири.

– Почему обязательно драться?
– поинтересовался Дэвид.

– Видите, - сказал Джулиан, обращаясь к ребятам.
– Он трусит.

Побагровев от злости, Дэвид подскочил к нему и ударил кулаком в лицо.

– Ты свинья, без предупреждения!
– завопил Джулиан, отскакивая назад. Убью!

– Попробуй!

Они дрались с остервенением. Силы пока в них особой не было, и потому они не переломали друг другу костей, но, одержимые жаждой сделать противнику больнее, пускали в дело кулаки, толкались, пинались ногами, буквально рвали друг друга на части. А потом, прямо как собаки, утратили всякий интерес к поединку. Закончили они драку перебранкой.

– Ты нечестно дерешься!

– Зато лучше тебя, - заключил Дэвид.

– Ничья, - предложил веснушчатый миротворец.

– Нет, он не будет с нами, - уперся Джулиан. Он еле сдерживал слезы от боли и досады.
– Он дурак. И вся семья его такая. А отец, так тот шизик. Он-то думает, мы ничего не знаем, а мы все знаем. Все знают, что его отец псих, он ведь чокнулся.

– О чем это ты?
– с ужасом спросил Дэвид. Сердце его бешено заколотилось. Перед таким ударом он оказался беззащитен.

– Я слышал, как мамины и папины знакомые разговаривали. Говорили о твоем отце, что он, мол, лишился рассудка. А потом я слышал, как папа звонил психиатру и сообщил ему, что твой отец сдвинулся. Живет на вокзале и нипочем не желает уходить оттуда. Они собираются упрятать его в психушку.

– На каком вокзале?

– На Паддингтонском, - ответил Джулиан.
– Не придуривайся, будто не знаешь. Он все время там торчит, потому что он сумасшедший, такой же идиот, как ты.

С искаженным от ярости лицом Дэвид подскочил к Джулиану и вцепился ему в волосы.

– Возьми свои слова назад!
– зарычал он, дергая его голову из стороны в сторону.
– Возьми назад! Возьми назад!

– Отпусти, свинья! Я не собирался драться! Отпусти!

– Возьми свои слова назад!
– орал Дэвид.
– Возьми назад!