Малой кровью
Шрифт:
Потом она услышала шаги и резко вскочила, рука легла на винтовку – но раздалось паническое хлопанье крыльев, и какая-то большая птица, вздумавшая прогуляться по коньку крыши, унеслась, ломая ветки. Юлька огляделась – было ещё сумеречно, – поправила под головой мешок поудобнее, легла, снова уснула.
…в общем, конечно, это большущий секрет, но тебе, так и быть, скажу. Есть абсолютно верный способ научить собаку – только правильную собаку – находить любой наркотик. Причём определяешь, годится ли собака, прямо с первого раза. Значит так. Покупаешь три грамма специального наркотика за
Поняла. Теперь вот еду в какой-то раздолбанной электричке, в кармане пакетик за полтора миллиона долларов (подарили, что ли?), в руке собачий поводок, прицепленный к собаке, а на руке – уж. Или полоз. Здоровенная такая змеюка, обвилась вокруг руки и всё норовит изогнуться и в лицо заглянуть. Красивая. Башка совершенно тюленья, только маленькая, с сигаретную пачку, меховая, глазища огромные, чёрные, и длинные упругие усы. Прелесть. А вот о собаке такого не скажешь. Что-то вроде несуразной эрдельки, только ещё с хвостом длиннее самой собаки. Наверно, забыли в детстве отчекрыжить. Теперь вот – просто неприлично. Надо с этим что-то делать, и быстро, а то люди косятся.
А чего коситься – на себя бы посмотрели. Четыре футбольных «лося», обкуренные? – нет, наоравшиеся до того, что даже рога на шапочках штопором завиваются, семейка похожих на сов дачников с совочками, пара негров-алкашей с высшим образованием – и бабули. Много. Все, как одна, с набитыми рюкзаками. Слева отряд бабуль с картошкой, справа – с бананами. У каждой в руках вилка и фонарик, и друг на друга так злобно зыркают, что, того и гляди, до города не утерпят, скамейки посворотят и прямо здесь разборку начнут. «Лосям» первым достанется. А они и не замечают, никакого у болельщиков инстинкта самосохранения. Ой, пора сваливать.
Выходим на станции, милиционер тоже негр, ужасно вежливый, шляпу снял и здоровается, собака от радости скачет, уж (или он всё-таки полоз?) на запястье ёрзает, чёрным носом в ладонь тычется, щекотно, быстренько покупаю в киоске ножницы и пытаюсь сообразить, какой у моей сардельки… бр-р-р, эрдельки должен быть хвостик. Вроде, столько. Или ещё пару сантиметров накинуть из жалости… Так, стоп. Что там надо было обвивать? Снопик. Чем? Хвостом. Хвостов у нас два. У ужа и у эрдельки. И кто должен это делать? Если судить по роже, уж явно интеллигентнее. Но, кажется, всё-таки про собаку говорили. Может, ужу хвост купировать? А в глаза ты ему потом смотреть сможешь? Это же форменное свинство получится. Не, не будем мы ничего резать, приедем домой, сделаем площадку с этими дурацкими снопиками и выпустим обоих. Пусть сами между собой разбираются, кто из них круче по наркотикам…
…И, приняв это мудрое решение, Юлька проснулась – на сей раз окончательно.
Солнце пробивалось во множество щелей в стене. Был тот короткий послерассветный час, когда домик доступен солнцу – немного позже его загородит собой крона дерева, а ближе к вечеру на всё, что здесь есть, ляжет тень горы…
И у Юльки сейчас была короткая
Она всегда была малосонной, засыпала после полуночи, а вставала на рассвете, мать говорила: спи, пока можно, напрыгаешься за жизнь, – а ей как раз хотелось прыгать.
Мать… Мать опять приснилась, Юлька вспомнила это и расстроилась. К чёрту всякие глупости, подумала она, вот кончится всё – и напишу. Как будто что-то теперь могло кончиться – без…
Без того, чтобы закончилась она, Юлька.
А Варя маме писала, и часто, Юлька это знала, но делала вид, что не знает. Варя писала и получала ответы. Но Юлька не спрашивала ни о чём. Почта носится с феноменальной скоростью: до Питера – день и редко, когда два. Столько же обратно. Она это выяснила, выправляя своё выведение за штат.
По причине профессионального заболевания…
Она настаивала, чтобы «травмы», но они там сделали по-своему. Просто из вредности. Насолить.
А раньше можно было просто позвонить. Даже не из дома, а откуда попало: вот хоть из леса.
Да, надо будет обязательно позвонить. Позвонить Варе и Полу-папе и сказать… сказать…
Она вдруг почувствовала, что вот-вот заплачет. Её так любили, а она, свинья… Даже бабушка не любила её так.
Хватит, оборвала она себя. Сейчас будут сплошные нюни. И вообще – надо бы спуститься… с этой гидравликой у людей так непродуманно…
Она на четвереньках выбралась из домика и стала вслушиваться в лес. Было тихо: птицы уже отголосили своё рассветное, а всяческие цикады-кузнечики ещё спят, наверное. Им тоже мамы говорят: спите, пока можно.
Да, было тихо. Было очень-очень пусто в этом раннеутреннем лесу. Даже странно, как пусто.
А потом Юлька услышала твёрдые быстрые вперекрест шаги. Две пары ног. Она попятилась, попятилась… легла. Двое быстро шли по тропе. Сейчас они появятся из-за орешника.
Она вдавилась в доски. Если бы было возможно, она бы зарылась в них. Потом медленно, по сантиметру, протянула руку к винтовке. Плотно охватила цевьё…
Ну и ладно, подумала она. Здесь так здесь.
Глава пятая
Очень трудно было перекинуть через парапет трупы – и не показаться над ним самому. В каждое мёртвое тело уж по одной-то пуле попало, это точно. Нет, ребята стреляют просто блестяще…
Костю он на всякий случай ещё раз обыскал и добыл-таки ещё одну полезную вещь – маленькое зеркальце для бритья. Костя не любил на себя смотреть, морда, пострадавшая полгода назад от чапской гранаты, казалась ему уродливой, а бриться ему, бедняге, приходилось часто, утром и вечером – щетина так и пёрла, а по этой жаре её лучше было не запускать. Поэтому он брился с маленьким зеркальцем, где была видна только часть лица.
Забавно, однако – когда ему предложили сделать депиляцию, чтобы на год-другой забыть о бритве, он отказался…
Натёкшую чужую кровь, и не только кровь – одному из чапов очередью разворотило всё брюхо, – Серёгин подтёр Костиной накидкой, потом пустым Костиным рюкзаком, и тоже выкинул это за борт.
– Прости, дружбан, – пробормотал Серёгин, когда всё лишнее, и Костин труп тоже, упали к подножию башни. Потом он нацепил на себя Костин медальон. Санчес никогда не рассказывал про свою семью, и Серёгин не знал, кто по этому медальону получит гробовые. Вот – сегодня впервые обмолвился о бабке… но жива она, нет ли?..