Малой. Книга 3
Шрифт:
Говоривший повернулся в мою сторону и глядя мне прямо в глаза проникновенно произнёс: — Ваша честь, прошу Вас подарить смерть этим заблудшим. Ибо так завещал нам Отец наш.
Все присутствующие в зале уставились на меня, ожидая окончательного решения.
Неужели мы не дадим слово обвиняемым? Да, я просто хочу разобраться, что такого страшного совершили эти несчастные.
— Обвиняемые в ереси, — постарался громко и уверенно произнести я, встав со своего кресла, — хочет кто-то из вас что-нибудь сказать?
Родственники синхронно переглянулись и тогда ко мне обратился один из обвиняемых мужчин, — Ваша честь. Мы, простые хранители Истины, давно заметили, что при переписи скрижалей многие старшие, да и высшие братья, намеренно или нет искажают слово
Когда обвиняемый закончил своё выступление, в зале настала тишина. Люди начали пугливо озираться и перешёптываться. Постепенно их тихий шёпот перешёл в громкие крики.
— Они враги Отца нашего! — особо сильно надрывался обвинитель, не замечая, что своей слюной он забрызгал находящихся рядом граждан. — Их нельзя отправлять на перерождение! Они порождение ереси! Только вечная жизнь во благо нашей истины спасёт их гнилые души.
Люди в зале кричали всё громче и громче, никто никого не слушал. Некоторые, словно манекены или старые декорации, продолжали исполнять единожды выученные роли. И всё же я видел, что все присутствующие на заседании суда испугались по-настоящему. Слова обвиняемых не понравились никому. Привычный спектакль был сорван и мне необходимо остановить это неистовое судилище.
— Граждане! — изо всех сил выкрикнул я. — Во имя Отца нашего, немедленно замолчите.
Народ начал отходить от шока, крики звучали всё тише. Оказалось, что в зале лежат без сознания несколько человек.
— Кто произнесёт сейчас хоть одно слово, будет считаться поборником ереси! — я пытался громкими фразами утихомирить находящихся в зале.
Вот тут-то все действительно замолчали и начали с подозрением коситься друг на друга, словно отыскивая в своих рядах поборников ереси.
— Я, Инквизитор Равновесия, верховный судья добродетели и окончательной истины Верховного суда Истины выслушал все стороны и постановляю: обвиняемых в ереси оправдать. Подготовить и передать лично мне все имеющиеся у обвиняемых сведения, материалы, касающиеся искажения слова Истины Отца нашего. Перевести обвиняемых в обитель инквизиции. Окончательный приговор по этому делу будет вынесен мною после изучения всех представленных данных.
Наверное, граждане этой сумасбродной империи никогда не были на таком странном заседании суда. Некоторые стояли и глупо улыбались. Да что о них говорить! Даже наши обвиняемые уставились на меня так, словно я и есть их Отец. Видимо, моё решение и приговор был настолько нетипичными для этого мира, что разум этих людей отказывался принять его.
— Увести их, — деловито произнёс я. — Давайте, кто там у нас следующий.
Люди оказались и не манекенами вовсе. Они стряхнули оцепенение и начали приходить в себя. Упавшим в обморок уже оказывали помощь. Однако все старательно отводили взгляды друг от друга, словно панически боялись увидеть нечто страшное.
Мой помощник, а может секретарь, прекратил лихорадочно перекладывать на столе документы. Он посмотрел на меня умоляюще и громко произнёс: — Внимание, граждане Истинной Империи Справедливости. Слушается следующее дело.
В зал привели пожилого человека, также закованного в тяжеленые железяки. Он подслеповато щурился на окружающих и шёл медленно, подволакивая левую ногу. Правая рука и часть кисти левой руки были туго перетянуты белой материей, на поверхности которой проступала кровь.
— Перед вами, — продолжил секретарь, — бывший добропорядочный гражданин нашей славной империи.
Вперёд вышел тот же самый обвинитель, покосился на меня и произнёс: — Мерзость этого низменного поступка нельзя оправдать. Однако тяжесть деяния увеличивается, потому что обвиняемый отказывается признать себя виновным в совершённом преступлении. Ваша честь Инквизитор Равновесия. Я, старший трактователь Истины, брат Ванекурен, прошу Вас приговорить подсудимого к жизни. Моё слово сказано.
Теперь пришло время выступить защитнику. Он сразу начал свою пламенную речь: — Ваша честь. Граждане нашей свободной и процветающей империи. Этот старый мастер, несомненно, виновен. Но я хочу пояснить вам мотивы его поступка. Как вы видите, мастер очень стар и уже давно хотел уйти за кромку жизни. Но он не завершил до конца свои обязанности по благозвучию произношения вечерних молитв. Его не оправдывает даже то, что у него нет зубов. Как говорят наши старцы: не можешь говорить ртом, говори сердцем. А наш мастер не сумел ни того ни другого. Конечно, он мог сохранить великолепный сад управляющего Верховным Каноном. Так ведь нет! Этот недоумок, потеряв память и совесть, пренебрёг своим долгом и открыл злосчастный вентиль. Он говорил потом в своё оправдание, что таким образом хотел избежать страшной аварии и не допустить затопления близлежащей деревеньки. Каков наглец! И всё же нельзя забывать его многолетний честный труд. Ваша честь. Я прошу Вас смилостивиться над этим убогим и даровать ему счастье смерти. Моё слово сказано.
Чтобы не нарушать только что сложившуюся традицию, я и в этот раз захотел выслушать обвиняемого.
— Ваша честь, — начал шепелявить старик, — всё так и было, как описали уважаемый обвинитель и уважаемый защитник. Действительно, видимо от старости я потерял разум и отдал неправильный приказ молодым мастерам. Я не буду оправдываться и просить снисхождения. Просто хочу сказать этим добрым людям, что если бы я не открыл этот злосчастный вентиль, то водой смыло бы целую деревню. А в ней проживает несколько тысяч простых прихожан, которые хоть и далеки от постижения высших скрижалей нашей Истины, но всю свою жизнь честно чтут заветы святых братьев. Мне просто стало жалко этих добрых людей. Не открой я вентиль, они были бы все мертвы. Простите меня.
Старший трактователь Истины, брат Ванекурен, не смог сдержать своей праведной ярости: — Да как ты смеешь, беззубый и слабоумный старикашка? Разве можно сравнивать каких-то деревенщин и господина управляющего Верховным Каноном?
Старик опустил голову и молча слушал выкрики обвинителя. Даже мне было заметно, что пожилой мастер устал от этой жизни и с радостью готов прямо сейчас уйти за её кромку. И приговор к жизни ничего не решит. Этот человек не хотел жить. Смерть была для него счастливым избавлением.
— Я, Инквизитор Равновесия, верховный судья добродетели и окончательной истины Верховного суда Истины, выслушал все стороны этого дела и постановляю: обвиняемого оправдать к смерти. Привести в исполнение после того, как старый мастер обучит новых мастеров и передаст им свой опыт.
Я ожидал услышать нервные, гневные выкрики из зала и приготовился усмирить добропорядочных людей, охваченных стадным чувством. К моему удивлению, на этот раз всё прошло тихо. Я навсегда запомню благодарный взгляд, которым наградил меня старый мастер, выходя из зала. Надеюсь, я принял правильное решение.