Малой
Шрифт:
Сам же Демон стал хранителем тайн, которые, возможно, не стоило бы раскрывать все сразу, но постепенно обо всех хозяину доложит. Только хозяин у него не Сатана, а Малой. Иначе быть не может.
— И вот, в финальной битве не победил ни свет, ни тьма. Но каждый остался при своих. Потому что жизнь во всём своём многообразии интереснее, чем смерть, — закончила очередную историю Сонная книга и котик подхватил её за корешок, чтобы отнести домой.
Но по пути во дворе наткнулся на парочку, что тоже сидела на лавочке под луной этим летним прекрасным вечером.
Это были Даймон и Ленка.
— Постой, ты
— Скорее всего, так и было, — ответил демонёнок. — Я вижу, ты плохо улавливаешь аналогии. Ноосфера, как говорил Армагеддоныч, включает в себя мыслеформы, поддерживаемые человеческой верой и питаемые особой энергией. Энергией, которую, если использовать исторический термин, называют Праной. Хотя, если подумать можно подобрать ещё с полсотни слов, которыми её можно обзывать — мана, Сила, ци, апейрон, коллективный эгрегор и так далее. Но речь не о ней, а о уязвимости в системе.
— И что мы с этим будем делать?
— Для начала я выучусь на программиста, чтобы научиться ставить качественные заплатки для любого проникновения демонических сил, — пообещал Адов. — А для этого закончу университет. Ведь наши программы, боты Игры, по сути такие же порождения мыслеформы, как и кельтские боги друидов или Олимпийцы греков.
— Или как египетские божества со звериными головами? — начинала догадываться рыжая девушка.
— Вот именно. Я в последнее время читаю много трудов по истории и вижу аналогии. Это как Тримурти с индусской горы Сумеру. Как Чернобог-Кощей из русских народных сказок. Как, наконец, дьявол из библии, и духи мёртвых, что приходят в ночные кошмары всех европейцев! Страх — это и есть уязвимость, Лена.
— И всё же, — Ленка шмыгнула носом, и Даймон тут же накинул ей на плечи свою олимпийку. — Ты определённо сошёл с ума, если решил, что сможешь переплюнуть всех демонических хакеров.
— И всё же я постараюсь, — заверил он. — Программы демонических ботов прописаны тем же двоичным кодом, что и у людей. Боты — это электрические сигналы в больших серверах. Это как потоки электронов в микросхемах.
— А ты говоришь о мифологии как таковой! — возразила девушка. — Я не вижу материальной связи между ними.
— А её и нет! — резко заявил Даймон. — Электрические сигналы и двоичный код, которым прописаны боты не имеют отношения к тому, о чём я толкую. Пусть, изначально, бот прописан программой, каким-то языком программирования. Но когда ты видишь этого бота внутри игромира, ты видишь не код и не сигналы внутри микросхем. Ты видишь визуальный образ. То есть, к примеру, зомби, лезущего на стены. И ты веришь в него или нет, это уже не важно. Главное, что ты взаимодействуешь с ним. То есть дерёшься с ним, убегаешь от него, убиваешь его. И именно этот процесс порождает чёртову уйму Праны! А то существо, которое при этом возникает, вовсе не прописано кодом и не является сигналом внутри проводов. Это двойник нашего бота, но только… прописанный силой веры, а не двоичной кодировкой. Ты понимаешь? Сатана совместил информационные технологии с вопросами веры. И пока первые не верят, а вторые не отходят от догм, он всегда будет переигрывать тех и других.
— Ну, допустим, эта Прана существует. Допустим даже, что веруя в Игру,
— Да, но Малой подрастёт, да и Люцифер в долгу не останется. Война возобновится рано или поздно. А максимум Праны выделяется при человеческой смерти, Лен! То есть если человек верит в свою смерть даже в игре, он отдает на Прану всего себя! Всю свою душу, все свои силы!
— Хочешь сказать, нас У-БИ-ВА-ЮТ в играх?
— Да, и убивают по-настоящему! Игра — это и есть жертвоприношение! Вот в чём хитрость Сатаны.
Некоторое время они оба молчали. Будучи от природы человеком умным, но не склонным к логическому анализу, Ленка не стремилась победить Даймона в споре. Но и принимать его версию на веру без боя не собиралась.
— В древности, кажется, подобные люди называли себя «циниками», — добавил Даймон. «Циник» — это от римского выражения «как собака». То есть в честь умных собак, которые, если им кинуть мясо, сначала принюхивались и только потом начинали есть. Вот и я должен стать тем программистам, который должен подкинуть людям новый кусок и собрать команду из тех, кто принюхается к моим размышлениям.
Ленка и сама немного «принюхалась». Смерть и боль всегда казалась ей похожими явлениями. Да, она не могла знать, что происходит с умершими Игроками — поскольку, естественно, не видела ни одной такой смерти. Но она точно могла сказать, что происходит с душами в Лимбо. И ей было с чем сравнивать. Возможно, все Игроки в момент смерти или ранения испытывали настоящую боль, а их душа на время попадало в подобный лимбо, пока тело переживало весь спектр эмоций.
— Обожди, — наконец, она покачала головой, вновь обращаясь к Даймону, — на счёт реальной смерти это только догадка или ты знаешь наверняка, что кибермир после воздействий Сатаны не так прост?
— Я же говорю, — устало ответил Даймон. — Сатана придумал вирус для информационных конструкций, что были созданы человеческой верой и воображением много лет назад. Может даже столетий или тысячелетий. Именно он возглавил проникновение в Игру и захват её ботов другими Даймонами, игроками и демонами всех мастей. И получается, что Сатана действительно манипулирует этой проклятой Игрой, которую может продолжить, когда пожелает.
— И что мы должны сделать?
— Либо перехватить управление, что невозможно, учитывая количество участников процесса, либо уничтожить Игру, что бессмысленно, так как просто создаст новую, либо создать заплатку и внедрить её во все игровые процессы. А это уже задача на целую жизнь. А значит, как только я поговорю со всеми Адовыми и нашими друзьями и соратниками, нам снова будет чем заняться. Вот только…
— Идей у тебя на целую жизнь вперёд хватит… Вот только что? — повернула к нему голову Ленка.
— Вот только я хочу прожить эту жизнь с тобой, — неожиданно сказал он и густо покраснел, но на фоне луны его пылающие щёки были не так заметно.
— А ты думал я позволю тебе этим без меня заниматься?! — рассмеялась Ленка и тут же крепко обняла его за шею.
Пришлось обнять в ответ. И отпускать больше совсем не хотелось.
* * *
Однажды.