Малой
Шрифт:
— Но разве нет среди них тех, кто так же охотны сыграл бы и за добро? Цветок бы там какой-нибудь выращивали, рыбу ловили, но… исключительно, чтобы котика покормить.
Сатана ухмыльнулся, сложил руки на груди и ответил так:
— Может и хотели бы за добро выступать, но кто ж им даст? Пока в играх стреляют, убивают, воруют и пьют кровь, игромир работает только на нас. И игроки его — наши. Они даже когда строят чего-то и разгадывают, всё равно наши. Так как ни один ещё соглашения под звёздочкой не прочитал, а там написано, что «все играют во славу Сатаны». Правда, на латыни написаны.
— Так, конечно, против такого ни один серафим не устоит! —
— Бум, — добавил Малой и снова показал отцу язык, ещё и отвернулся.
Сатана тут же побагровел лицом. Но рядом была психолог. Агата Карловна тут же разрядила обстановку:
— Вот вы вечно делами захвата мира заняты, а о сыне совсем не думаете.
— Но я всё — ради него! — возразил Сатана.
— А надо было всё — с ним! — парировала банши. — А теперь результат таков. Мир разрушен или на грани, а он вас видеть не хочет. А вот Адовых — хочет. И они ему стали родными больше, чем вы.
— Плохой вы отец, — добавил Артур Гедеонович. — О сыне совсем забыли. А сами всё по рыбалкам, да новых Всадников Апокалипсиса наверняка ищете.
— Как бы то ни было, Армагеддоныч. Что сделано, то сделано, — ответил Сатана и снова на Малого с надеждой посмотрел.
Но тот отвернулся и сделал вид, что его нет.
— Но ведь у людей даже выбора не было за которую сторону играть! — выскочила из-за спины своего спутника и Ленка. — Я бы вот за ангела какого-нибудь сыграла. Так что требую переигровки! Давайте на равных разрушать и творить. Чего сразу Апокалипсис? А? да и какой смысл, если все умрут? Сын вас любить крепче не станет при таком раскладе. Подумайте о Малом!
Сатана посмотрел на голову Люцифера, что уже показалась среди облаков и снова поправил котелок, размышляя вслух:
— Нет, на это у меня нет времени. Тут же последний уровень остался и всё — нет рая, а потом и всего человечества. План будет доведён до конца, даже если я с этого момента против.
— Разве ничего нельзя сделать? — спросила Блоди, которая не готова была снова со всей семьёй расставаться.
На этот раз навечно.
— Так это в реку времени нырять надо, назад плыть, против течения тяжело, — припомнил Сатана. — Да и что потом? Мне самому же с собой разговаривать? Останавливать меня там, доводами сыпать, да? Я и не пойму. Я там — вредный. А если всё не так пойдёт, как было? А ещё хуже?
— Конечно, не так! — подпрыгнул на месте Даймон. — Я же в тот день, когда Малого в ад отправил, в игру играл. И проиграл. Ну, его крики, пожары и вечные требования отвлекали, злили. И честно говоря, просто бесили. Вот я и вспылил на нём. А если бы игра была хорошая, да разве бы я психовал? Нет. Вот и Малой бы в ад не отправлялся. А дома остался. Я, может, нет-нет, да матери помог бы с ним.
— И я бы помогла! — подхватила Мара.
— Ой, а я бы тоже к ним в гости пришла и тоже чего-нибудь помогла бы, — добавила Ленка, взяв Даймона пальцами за ладонь. — Это мило, когда тебя из лимбо достают и прочие подвиги ради тебя совершают. Но и дома есть пирог тоже неплохо. А потом в гости идти. Так что давайте, как-нибудь назад всё же отыграем. И насчёт игр дадим игрокам свободу выбора хотя бы.
— Да! — добавил Малой и повернулся к отцу с таким требовательным взглядом, что тот не смог отказать.
— Что ж, — тихо ответил Сатана. — Ну по крайней мере, ад уцелеет.
— Ага, и рай, — добавил Даймон.
— И человечество! — улыбнулась Ленка.
Даже медведь
Тогда Сатана снял котелок, потряс его в руке и явил миру очередное чудо.
Миров в мире, всё-таки пруд пруди, а сын у него один. И чего ради тех детей не сделаешь?
Накрытые большой шляпой, все тут же окунулись в реку времени и изо всех сил погребли против течения!
Глава 39
Руби корень
Несколько месяцев назад.
Цвела сирень. Сладкий аромат приятно щекотал нос. Казалась, сама душа радуется этим тёплым денёчкам. Вокруг всё цвело и благоухало. Деревья лениво шуршали листьями, подгоняемые ветерком. Красавица-весна теснила старую бабку-зиму по всем фронтам.
Бодрой походкой в сторону здания правительства шагал мужчина в пальто и чёрном котелке. Чудесное настроение и уверенный вид говорили о том, что сегодня у него случится или уже случилось что-то очень важное. И в руках его весь мир.
Сатану могли доставить к зданию правительства на любом транспорте, в том числе на служебной машине, но он предпочёл прогуляться среди цветущих аллей в этот чудный день.
Гора работы позади. Но он нашёл ключик к общему взлому системы человечества. Всё гениальное — просто. Однако, до такого простого хода не могли додуматься даже лучшие умы человечества. А он смог! И теперь человечеству — подписан приговор. Ровно с того момента, когда он сегодня на заседании выступит с докладом.
В нескольких шагах позади, аккуратно за спиной существа в пальто с котелком, что прикрывали рога, из воздуха вдруг появилась группа мокрых людей монстров. Все они тяжело дышали и тревожно осматривались по сторонам.
— Где это мы вообще? — первым спросил Михаэль, который поменял облик медведя на человеческий. Оборотень теперь дышал полной грудью и с удовольствие произносил человеческую речь. Но больше его радовало то, что может обнять детей и подержать на руках Малого.
— Там, где и должны быть, — ответил мокрый Сатана, глядя на своего сухого и довольного жизнью протеже, гуляющего среди сирени. — А главное, что мы — вовремя! Так что если снова спросите меня где, то отвечу — в нужном месте.
У мокрого Сатана только жёлтый зрачок на время появился, пока раздумывал, как бы осторожнее нейтрализовать на время самого себя. В то время как сухой Сатана продолжал неспешно идти вдоль аллеи. Времени ему хватало на всё, спешить не следовало.
Некуда спешить, когда мир обречён.
— А теперь за мной, — добавил шёпотом мокрый Сатана. — А по моему сигналу — хватайте его за всё, что увидите.
И как предводитель группы заговорщиков, он бесшумно заскользил по траве, медленно, но верно приближаясь в сторону сухого Сатаны, который не ожидал подвоха. Оставался какой-то метр, прежде чём одна фигура в котелке настигнет другую фигуру в котелке. И в этот момент сухой почуял неладное, резко повернулся.