Мальтийская история: воспоминание о надежде
Шрифт:
Я закивал головой:
– Да, конечно. Когда Вам будет удобно?
– Не возражаете, если наше рандеву состоится завтра в восемь часов утра около колокола? – предложил мой собеседник, я не успел ответить, как он добавил, извиняясь: – Простите старика: рано встаю.
– Да, буду, – ответил я, потом улыбнулся: – Остров рано просыпается.
– Тогда покойной ночи, – мужчина развернулся и, опираясь на палку, медленно побрёл вниз по улице…
На следующее утро около восьми я подошёл к мемориалу погибшим защитникам Мальты на берегу Великой Бухты. Под куполом огромной белой беседки чернел
Я поднялся по ступеням к монументу и сверху оглядел окружающие площадки. «Вот он!» – безошибочно узнал нового знакомого. Тот стоял спиной ко мне, опираясь на ограду вдоль обрывистого берега. Быстро сбежав со ступеней, подошёл к мужчине.
– Здравствуйте. Извините, если заставил ждать, – поздоровался я.
– Доброе утро, – он повернул голову в мою сторону. – Нет. Не беспокойтесь. Гуляю. Сегодня прекрасная погода.
Я посмотрел на небо, усеянное низкими облаками. Старик заметил мой взгляд, улыбнулся, его впалые щёки немного округлились.
– Прекрасная погода для нас, если нет дождя и сильного ветра, – тут же пояснил он.
«Так мало нужно для прекрасной погоды на Мальте», – вспомнил я лёд и сугробы, покрытые грязной кашей от московских «пробок».
Мой знакомый (кстати, ещё не узнал его фамилию) кивнул на лавочки перед монументом:
– Пройдёмте туда. Там нам будет удобнее.
Я понимал, что долго стоять ему тяжело, и мы зашагали к лавкам. В это время здесь было пустынно: вездесущие китайские туристы ещё не проснулись. Мы расположились с краю одной из скамеек.
– Я так и не представился, – старик посмотрел на меня. – Виктор Васильевич Ракитов, – взяв небольшую паузу, продолжил: – Но это для русских. На самом же деле Виктор Ракитоф, – он сделал ударение на последних слогах имени и фамилии, – гражданин Франции от рождения и полагаю, – он вздохнул, – уже и до смерти. Действительно, принимал участие в событиях блокады острова в сороковые, – он замолчал и посмотрел на колокол. Тот продолжал молчать.
– И много здесь ветеранов русского происхождения? – я задал вопрос.
Ракитов взглянул на меня и покачал головой:
– Я таких не встречал. Служил в британских конвоях: англичане, австралийцы, новозеландцы, немного французов и, конечно, сами мальтийцы.
– А после войны? – прозвучал очередной мой вопрос.
– После войны меня война уже не интересовала, – Ракитов поморщился, его улыбка улетучилась.
– Понимаю, – кивнул я, хотя ничего не понимал.
– Может быть, пройдём в кафе? – он посмотрел в сторону улицы, уходящей в центр города. – Я знаю поблизости одно. Приглашаю на чашку кофе, – мой новый знакомый встал, как будто вопрос был решён, и двинулся в город.
– Спасибо за приглашение, – я встал и последовал за ним.
Пустое кафе встретило нас тишиной: сегодня выходной, раннее утро, посетителей немного. Но вскоре нам принесли по чашке кофе и вазочку с медовой выпечкой.
– Почему Вы не прогнали меня, как обычно делают с надоедливыми писаками? – напрямую спросил я старика, отхлебнув глоток ароматного напитка.
– Вчера был в клинике. Сколько мне ещё осталось? –
– Может быть, так оставлю последний след? – Ракитов перевёл взгляд с чашки на меня. Я молчал.
– Время стирает всё. Сотрёт и меня, и мою историю, – мужчина потёр ладони о чашку, пытаясь согреть их.
– Надеюсь, Вы не будете против? – я достал смартфон и открыл интерфейс диктофона.
Старик равнодушно посмотрел на мой аппарат:
– Как Вам будет угодно, – согласился мой собеседник.
Мой палец нажал на указатель «Запись», индикатор начал отсчёт времени.
Я вытащил пачку и попытался достать сигарету, но, вспомнив, что курение в кафе запрещено, затолкал её назад.
– Как же Вы попали на остров? – первое, что мне пришло в голову.
– Действительно, как я попал на Мальту? Почему остался? Ведь по происхождению я русский, по паспорту – гражданин Франции. Но это длинная история. Жизнь иногда бросает нас из стороны в сторону – страшные моменты. Кто-то переживает их, кто-то нет, – задумчиво произнёс он
– Но Вам повезло. Вы выжили, – заметил я.
– Да, повезло, – вздохнул старик и посмотрел на чашку. – Но кому-то удача была не так благосклонна.
Казалось, мужчина собирался с силами, словно перед прыжком в ледяную воду. И он решился! Взял чашку, сделал небольшой глоток и заговорил:
– Родился в Париже, в семье эмигрантов из России – как вы любите говорить – первой волны. Мой отец служил учителем словесности в одной из гимназий Петербурга, но после большевистского переворота он с матушкой уехал из страны. Матушка была уже в положении. Сначала в Берлин, потом во Францию, в Париж. Почему он уехал из страны, отец не любил говорить: уехал и уехал. Из коротких реплик, иногда проскальзывающих между родителями, я понял, что на него были какие-то компрометирующие материалы у тайной полиции большевиков. Он был обречён, и у него не было другого выхода, как бежать, что он и сделал. Это было не сложно: в то время десятки тысяч русских покидало свою северную родину. Через десять лет, когда стало ясно, что ничего в России не вёрнётся назад, родители обменяли свои нансеновские паспорта эмигрантов на гражданство Франции. Так появился на свет гражданин Французской Республики – Виктор Ракитоф.
Как у эмигрантов в Париже дела у родителей не заладились, поэтому в поисках лучшей доли они переехали в Нант, где отец устроился портовым грузчиком. Матушка пошла в прачки. М-даа, – старик задумчиво постучал пальцами по столу, – учитель словесности – портовый грузчик, каких только метаморфоз не разыгрывает наша жизнь! Родители постепенно вживались в новую реальность, в новую родину. Отец через несколько лет даже получил должность смотрителя в порту.
Я взрослел, закончил школу. Мои родители были рады за меня: их сын поступил в школу гидрографии в Нанте на судового механика торгового флота. Впереди маячили радужные надежды, – рассказчик вздохнул, – но всё изменилось первого сентября тридцать девятого года: началась война. Гитлер напал на Польшу, Франция и Великобритания объявили войну Германии. Воронка ада открылась, увлекая в себя миллионы и миллионы людей, и мы были не исключением.