Мальтийская звезда
Шрифт:
Это блюдо очень любил Робер, и Аликс вспомнила об этом сейчас с таким чувством, словно после смерти ее мужа прошли годы, а не месяцы. Герцог приехал до того, как определился победитель рыцарского поединка. Конечно, он не станет обращать на это внимания и отправит ее в монастырь, как это планировалось раньше. При сложившихся обстоятельствах это было бы вполне нормально. И тут Аликс вспомнила импровизированный алтарь, сооруженный ею в память о муже. Она вспомнила его окровавленную мантию, его кинжал с рукоятью, инкрустированной драгоценными камнями, и свечи,
«Пора забыть об этом, – решила Аликс. – Робер умер, а его сын жив, и поэтому душа Робера покоится с миром».
Возможно, настало время и ей хоть немного успокоиться?
Жан Бургундский был человеком, не привыкшим к миру. Он не искал и не хотел его. Он жаждал власти, а власть приходит с войной. И он, как большинство мужчин, включая и отца Аликс, посвятил себя сражениям. Герцог сражался чуть ли не каждый день своей жизни.
– В эти тревожные дни нам нужна преданная армия, – заявил Жан Бургундский своему брату, сидевшему на почетном месте слева от него. – Ты согласен, Ланселот?
Ланселот де Гини угрюмо кивнул. Он сидел рядом с Жаном, разодетый в отделанный горностаем камзол из тяжелой парчи красного цвета, чуть светлее цвета знамен Бургундии, который ему запрещалось носить. Получив согласие, герцог Бургундский улыбнулся. Он относился к своему старшему брату с подчеркнутым уважением и сделал ему комплимент относительно выбора повара и дисциплинированного гарнизона. Даже сейчас, сидя среди великолепия замка Мерсье, темные глаза герцога загорелись при виде воинов, окружавших его.
– Я знал вашего отца, – обратился он к Аликс, которая даже вздрогнула, когда он неожиданно заговорил с ней. – Мы вместе сражались при Никополе.
– Он часто упоминал ваше имя, милорд, когда вспоминал о тех временах, – ответила Аликс, очень надеясь, что герцог не будет вдаваться в подробности относительно того, что на самом деле говорил ее отец.
Герцог не проявил любопытства.
– Я заработал свои шпоры в Рахове, – похвастался он, словно не слыша ее. – Это было достойное сражение. Мой друг рыцарь де ла Марш был там ранен. Вы слышали о нем?
– Он был другом и моей матери, – ответила Аликс, – и моего отца. Говорят, он сейчас счастлив.
– Очень счастлив. Его рана была настолько тяжелой, что он не мог держать меч, но сейчас он поправился. У него жена и дети. Говорят, он счастлив, хотя я не понимаю, как может быть счастлив, рыцарь, который не сражается. Надо будет с ним связаться. Он сын Бургундии и один из первых рыцарей Франции. В ближайшее время он нам понадобится.
– Из-за короля Генриха Английского?
– Из-за короля Генриха Французского, – поправил ее герцог. – Плантагенеты, последние из династии Капетингов, в большей степени претендуют на трон в Париже, чем Валуа. Но конечно, вы это знаете. Должны знать. Вы ведь связаны с тамплиерами.
– Я? – изумилась Аликс.
– Через вашу мать, – пояснил герцог, не замечая, как побледнела Аликс. – Я знал ее. Она была в Никополе вместе с вашим отцом. Это была весьма образованная
Аликс едва дышала. Ей хотелось, чтобы этот хитрый человек рассказал ей о вещах, о которых ее мать никогда ей не говорила.
– Ведьма рыцарей-тамплиеров, – произнес он, с улыбкой глядя на нее.
У Аликс возникло ощущение, что он прочитал ее мысли и решил уступить ей. Вот почему они называют ее Магдаленой. Говорят, что тамплиеры поклонялись настоящей Марии Магдалене и что каждая последующая Магдалена является ее потомком по прямой линии. Говорят, что именно тамплиеры добивались того, чтобы на французский трон сел Генрих, а не Карл.
– Из-за сожжения? – спросила Аликс, бросив быстрый взгляд на Ланселота де Гини, который сидел рядом с братом. Казалось, он был занят беседой с одной из пышно одетых дам, приехавших вместе с герцогом в Мерсье. Но Аликс заметила, как он бросил на нее косой взгляд.
– Да, из-за сожжения, – ответил герцог, энергично взмахнув ножкой жареной птицы, которую держал в руке. – Полная неразбериха, послужившая началом великой смуты.
Подняв глаза, Аликс увидела, что на них пристально смотрит Северин. Она в который раз подумала, что ей хотелось бы знать, что спрятано в глубине его глаз. Ей хотелось бы знать то, что знает он.
Ланселот де Гини не смог промолчать.
– Они были прокляты, – процедил он.
– Совершенно верно, – подтвердил герцог Бургундский, привлекая к себе внимание собравшихся.
Даже епископ услышал его и застыл с марципаном в руке.
– Он проклял Филиппа Красивого и папу Климента Пятого, – едва слышно проговорил Гини, но вес его услышали. – Проклял их обоих. Тогда народ начал покидать Рим, чтобы укрыться в Авиньоне, подальше от короля. Когда пламя костра охватило его, Жак де Моле, Великий магистр тамплиеров и крестный отец дочери короля, обрушил проклятия на Филиппа и на весь его дом до тринадцатого колена. Он поклялся, что не пройдет и года, как он встретится с Филиппом и папой перед Божьим судом. Проклятие исполнилось. – Сэр Ланселот быстро перекрестился. – Остается только увидеть, что произойдет дальше с его домом. Говорят, проклятия умирающего человека всегда сбываются.
– Не обязательно, – возразил герцог. – Я все еще жив и здоров, хотя многие умирающие, переходя в мир иной, тоже проклинали меня. Ты сам, Ланселот, можешь проверить это на себе. Ведь твои действия, даже внутри этого замка, нельзя назвать достойными.
Герцог Бургундский снова повернулся к графине де Мерсье.
– Король, здоровый молодой мужчина сорока шести лет, никогда прежде не болел. Однако он подхватил простуду, охотясь на кабана, и умер в течение двух недель, как и предсказал де Моле. К нему присоединился папа, который умер через месяц после проклятия.