Мальтийский жезл
Шрифт:
— Солнце, значит, у тебя тоже в планетах ходит?
— А как же! Первая планета и есть.
— Обижаешь Коперника, бабуся, ай-я-яй! — покачал головой Люсин. — Все за Птолемея цепляешься [31] , а жизнь идет, — пошутил он. Но шутка его едва ли была понята.
— Это какой же Птолемей — великомученик? — удивилась старуха. — Рази он тоже зелейник?
— Окстись, Степановна, — в шутливом ужасе замахал руками Люсин. — Зелейник! Великомученик!
31
…обижаешь
— А не знаешь, так и болтать нечего.
— Твоя правда… На чердак-то можно залезть? Посмотреть охота, как сушишь. Очень уж трава-буквица твоя за живое задела.
— Обыкновенно, как надо, чтоб не выжгло и чтоб не забродило. Но ты слазай, взгляни.
В жарком, сухом полумраке расплывчато вырисовывались поставленные друг на друга низкие ящики, скорее даже рамы, затянутые проволочной сеткой. Рассыпанные тонким слоем сухие листья и стебельки источали крепкий сенной аромат, от которого сладостно перехватывало дыхание. В памяти полыхнуло полузабытым ласковым светом, и стало так хорошо и прозрачно, словно никогда не было ни горестей, ни забот. В теплом косом луче струились былинки, и стояла такая тишь, что было слышно, как скручивается, высыхая, самый малый из лепестков.
И тем внезапней, тем резче залился внизу требовательный телефонный звонок. Больно ударившись макушкой о какую-то балку, осыпавшуюся сухой паутиной, Люсин бросился к лестнице.
— Есть новости, Владимир Константинович? — просочился сквозь глухое потрескивание мембраны дальний голос.
— Похоже на то. Я вот о чем вас хотел попросить, Борис Платонович. Нужно срочно проверить личный счет Солитова. Есть подозрение…
— …что он произвел операцию? Совершенно верное подозрение. Георгий Мартынович снял со своего счета полторы тысячи рублей. Расходный ордер заполнен и подписан собственноручно. Он у меня в руках… Так что считайте, что мы с вами встретились.
— Это обнадеживает. Значит, продвигались верно, не заплутали… Какого числа, Борис Платонович?
— В пятницу, через день после отъезда Солдатенковой, если вас именно это интересует… Я же знаю, откуда вы говорите… Чего молчите? Алло! Вы еще здесь?
— Здесь, здесь, Борис Платонович. Я, извините, задумался.
— Да-а… Тут есть над чем поразмыслить. Чем дольше думаю, тем сомнительнее представляется мне алиби нашей любезной знахарки. Второпях сработано. Топорно.
— Вот тут вы, по-моему, ошибаетесь.
Люсин возвратился к Аглае Степановне с озабоченно-хмурым лицом. Не по нутру ему была такая резвость, амбициозная эта прыть. А ничего не попишешь: успех налицо. Да и с формальной стороны придраться нельзя: Гуров скрупулезно отрабатывал любые возможные версии. Оперативно,
— Нагляделся? Наговорился? — старуха зыркнула на него острым, все подмечающим глазом. — Чего надулся, как мышь на крупу? Али не по-твоему выходит?
— Пока не по-моему, бабуся, а дальше посмотрим… Пойду я.
— Так иди себе. Держать не стану.
— Я к вам послезавтра, если позволите, загляну.
— В самый ливень потащишься? И не лень тебе?
— Полагаете, снова пойдут дожди?
— Аккурат послезавтра. Не веришь, чай?
— Почему? Верю. Приметы небось знаешь?
— Приметы, приметы, — закивала она. — Клен вчерась слезу пустил. Орляк — папоротник — опять же раскручиваться пошел.
Глава седьмая
В КАРЕТЕ, С ОПУЩЕННЫМИ ШТОРКАМИ…
Визит на Кузнецкий мост в республиканскую прокуратуру, мягко говоря, не вызвал у Наташи Гротто прилива энтузиазма. Ни уютный старинный дом, обставленный канцелярного вида мебелью, ни сам следователь отрадного впечатления на нее не произвели. Вначале Наталья Андриановна держалась, как всякий нормальный человек, заботящийся о сохранении собственного достоинства: по-деловому лаконично и сухо. Мало ли каких формальностей, часто обременительных и не слишком приятных, требует от нас жизнь? Останемся же на высоте при любых обстоятельствах.
Она не стала выяснять, что да почему, хотя в повестке и значился номер телефона, и приехала точно к указанному часу. Да и зачем суетиться, когда все ясно?
Прождав минут десять в приемной, Гротто разыскала секретаршу и дала ясно понять, что, если товарищ Гуров ее немедленно не примет, она уйдет и вряд ли сумеет найти для него время в следующий раз.
Пришлось Борису Платоновичу срочно перестраиваться, хотя он к этому не слишком привык.
— Извините великодушно, Наталья Андриановна, — пробубнил Гуров, выпроваживая посетительницу, в которой Гротто узнала лаборантку Леру. — Не рассчитал малость… Вы, конечно, догадываетесь, зачем вас пригласили?
— Естественно. — Развернув предложенный стул, как ей было удобно, она села с замкнуто-выжидательным выражением. — Похоже, у вас вся наша кафедра перебывала?
— Похоже, что так. — Гуров украдкой оглядел очередную свидетельницу. «Красива, умна, с норовом, — подвел итог. — Такие из нашего брата веревки вьют». И загасил дымящуюся сигарету.
— Не проще ли было приехать самому, чем отрывать от дела столько людей? — положила конец затянувшейся паузе Наталья Андриановна. — Вы не находите?
— Не нахожу. Так будет удобнее… для дела. А дело у нас с вами непростое, Наталья Андриановна.
— Дело у вас, товарищ следователь, — подчеркнуто разграничила она. — У меня же, простите, горе.
— Вы так дружили с Георгием Мартыновичем? — спросил он, придавая особую смысловую окраску своему «так».
— Да, мы так дружили, — она тоже подчеркнула, но иначе, чем он, по-своему.
— Должен ли я вас понять?.. — Гуров не договорил, изобразив удивление.