Мальтийский жезл
Шрифт:
С мрачным видом шагнув за порог, он чуть было не налетел на незнакомого дядю, который уже тянулся к пуговке звонка. Оба были обрадованы и смущены неожиданной встречей.
— Папа дома? — поспешно отступив в сторону, несколько заискивающе спросил Люсин. — Он не спит?
— Пап! К тебе пришли! — возликовал изгнанник и, потянув гостя за пуговицу, торжествующе возвратился назад.
Ирина Борисовна не посмела ему воспрепятствовать. По неписаному правилу всякое выяснение отношений при чужих считалось недопустимым.
— Извините за столь раннее вторжение. — Люсин с сомнением
— Вы, наверное, за отзывом? Проходите, пожалуйста, — Ирина Борисовна провела его в маленькую, сплошь заставленную книжными полками комнату, где не так бросались в глаза следы утреннего беспорядка. — Присаживайтесь, он сейчас выйдет, — стараясь быть любезной, улыбнулась она, поспешно прибирая раздвижной диван.
Не только затылком, всем существом она ощущала, как несносный мальчишка заталкивает в ранец горшок с традесканцией. А ведь ему уже дважды выдавались деньги на покупку растения в цветочном магазине!
Торопливо и с уже готовой улыбкой вбежал Баринович. Отличаясь скверной памятью на лица, он на всякий случай поприветствовал Люсина, как доброго знакомого.
— Хорошо сделали, что зашли! — Гордей Леонович энергично потряс в пожатии руку и выжидательно примолк.
— Мне сообщили о вашем звонке, — коротко объяснил Люсин и нерешительно, словно что-то мешало ему, потянулся за служебным удостоверением. Этот чудаковатый человек с воспаленно припухшими веками определенно не подходил ни под какие стандарты.
— Я вам звонил? — удивился Баринович и тотчас, словно устыдившись своей забывчивости, закивал круглой, коротко остриженной головой. — Вообще-то звонил, надо думать.
— Я по поводу профессора Солитова, — осторожно намекнул Владимир Константинович.
— Ах, как это я сразу не догадался! — всплеснул руками хозяин. — Значит, вы от Натальи Андриановны?
— Конечно, — уверенно подтвердил потрясенный в душе Люсин, чувствуя, что угодил, не зная броду, в какой-то очень круто заверченный омут. — Мы с ней неплохо знакомы. — Предпочитая не кривить душой без крайней нужды, он выбрал именно такую формулировку.
— Понятно, иначе бы она не дала мне ваш телефон. Внутренний облик Бариновича, которого связывали с
Наташей какие-то совершенно неизвестные отношения, стал еще более загадочен. Скромная квартира, примечательная разве что обилием книг, ничего не проясняла.
— Если я правильно понял Наталью Андриановну, — Баринович пропустил реплику мимо ушей, — вам может пригодиться даже самая незначительная с виду подробность. По-видимому, это действительно так, потому что нет более трудной задачи, чем воссоздание прошлого. Близкого ли, далекого — не в том суть.
— Вы совершенно точно поняли, Гордей Леонович.
— Тогда будет лучше, если я попытаюсь почти дословно восстановить тот телефонный разговор с моим знакомым. Он, кстати сказать, даже не подозревал, что с Георгием Мартыновичем могло что-то такое случиться. Как и я, впрочем. Странная вещь: человека уже нет, а о нем говорят как о живом. И все потому, что не знают. Это похоже на свет сколлапсировавшей [63]
63
Звезда в замкнутом пространстве.
— Очень образно, — оценил Люсин, мысленно насторожившись.
Ничем не выдавая своего интереса, он выслушал короткий рассказ о телефонном звонке неизвестного пока Пети, предложившего купить травник с печатью метра Макропулоса. Ценность сведений едва ли можно было завысить. Не говоря уже о том, что стало ясно, для чего Солитову спешно понадобились деньги, обозначилась еще одна, неизвестная доселе нить.
— Когда вы виделись с Натальей Андриановной в последний раз? — Люсину прежде всего было необходимо прояснить некоторые детали.
— Позавчера. Мы вместе возвращались из гостей. А наутро я уже вам звонил, — Баринович по-своему понял вопрос. — Но вас, к сожалению, не оказалось на месте… Надеюсь, мое сообщение не слишком запоздало?
— Ни в коей мере. — Люсин задумчиво покачал головой. — Большое спасибо, Гордей Леонович. А Наталья Андриановна молодец, что надоумила вас! Не премину высказать ей благодарность.
— А может, не надо? — Баринович смущенно замялся. — Я далеко не уверен, что вы этим доставите ей удовольствие. Наталья Андриановна — женщина исключительной деликатности. Очевидно, у нее были причины настаивать на том, чтобы я сам рассказал вам обо всем. Вернее, не причины как таковые, а психологически точное ощущение того, что подобает, а что неприемлемо.
— Пожалуй, — согласился Люсин. — Вероятно, вы правы.
Баринович все острее будил его любопытство. Наивная распахнутость естественно сочеталась у него с углубленной чуткостью и широтой мысли, чье предостерегающее давление угадывалось даже за ритмикой фраз. Люсин ощутил пробуждающуюся симпатию.
— Петю этого вы хорошо знаете? — Владимир Константинович зашел с другой стороны, хоть его и покоробила примитивная обнаженность вопроса. Тем более что имя книжника вырвалось у Гордея Леоновича определенно ненароком.
— Я бы сказал—давно, —мягко поправил Баринович. — Одно время он поставлял мне необходимые для работы книги. Это лучший знаток библиографических редкостей, какого я знаю.
«Ученый, — рассудил Люсин, — скорее всего, химик, как Солитов, Наташа, как они все. Отсюда и контакты со всеми разветвлениями».
— Постарайтесь понять меня правильно, — воззвал он к разуму собеседника, — но мне нужны более подробные сведения: фамилия, адрес, можно телефон… Нет-нет! — предвидя реакцию, Владимир Константинович протестующе воздел руку. — Я не произношу слова «спекулянт», хоть оно и просится на язык, и вообще даю честное слово, мне нет никакого дела до побочных занятий вашего знакомого. Он интересует меня только в связи с Георгием Мартыновичем. Исключительно!