Малыш по контракту
Шрифт:
Он отвозит меня в район, где находится его квартира. Парковая зона, закрытый въезд, паркинг и куча дорогущих примочек, о которых я могу только мечтать.
Отказываться уже поздно.
Расстояние до подъезда уменьшается с каждой секундой!
Холл дома просторный, светлый. По правде, больше напоминает отель, а консьерж смахивает на администратора – такой же собранный и приветливый.
Здесь все по высшему разряду, поэтому становится страшно даже предположить, что из себя представляет квартира Ратмира.
Наверняка там целые аппартаменты!
Согласие
Я снова начинаю волноваться. Но в этом волнении слишком много трепета и тайного предвкушения.
Атмосфера наливается чем-то томным, влажным, как воздух перед грозой. В зеркальном пространстве лифта Ратмир делает ко мне вальяжный шаг. Его отражение множится в зеркальных стенах, и каждое из его отражений смотрит мне прямо в глаза. Он делает шаг ко мне, его зеркальные двойники обступают меня со всех сторон.
Не говорит ни слова.
Молчание сгущается.
Только этот его взгляд – гипнотизирующий, темный, с беснующимися внутри огоньками.
Один взгляд и по телу запущен ток…
От треньканья лифта звонко дрожат струны внизу живота. Выхожу первой с четким ощущением, что Ратмир смотрит на мою попу, затянутую юбкой.
Мужчина молча отмыкает замки квартиры, пропускает меня первой, а потом проходит следом, чтобы набрать код для попискивающей сигнализации.
– У тебя хорошая ква… – слова замирают в горле, когда я вижу, как стремительно раздевается мужчина, оставшись в одних трусах и небрежно швыряя вещи на пол.
Боксеры сильно натянуты эрегированным членом.
– Что ты делаешь? Зачем… Зачем ты разделся?
– Чувствую себя, как дома. Дома я всегда хожу в одних трусах или без них, и это правило распространяется на моих гостей! – подходит вплотную, прижав меня к стене.
– Это правило для всех гостей?
– Оно персональное для тебя, Лиличка!
Ратмир неожиданно быстро отодвигается и ловко расстегивает несколько пуговиц на моей блузке.
– Эй! – судорожно хватаюсь за расползающуюся ткань.
Ратмир ловко дергает блузку вниз по моим плечам, скатав ее вместе с курткой и буквально заперев мои руки в замок. Выбраться быстро не получается! Он же, довольный собой, задирает мой бюст и приникает ртом к напряженному соску, резко вбирая его в рот.
– Отпусти… – тихо охаю.
Но говорить очень сложно – хочется стонать.
Движения языка быстрые и напористые. Зажигают.
– Что ты делаешь? Отпусти… – вяло бормочу.
Он зажимает сосок зубами, посасывая, ладонями мнет мой зад…
Совершенно не слышит меня! Или не хочет слышать?
– У тебя классные сиськи, – отрывается лишь на миг, чтобы взять в рот вторую грудь, сминать всей пятерней. – Такие надо отлюбить!
– Хватит! Хватит, мы о таком не договаривались.
Мое сопротивление тает с каждым виражом его языка!
– Ты напряжена. На стрессе я тебя в квартиру не запущу. Пропуск только через оргазм… – деловито закатывает на мне юбку.
Глава 22
Ратмир
–
Но ее тело выгибается дугой, подсовывает торчащий сосок в мой рот. Само, клянусь! Выгибается дугой, тыкает острым пиком на язык. Темная горошина пульсирует под зубами. Посасываю ее, и она взрывается твердостью у меня во рту. Тело Лилии натягивается, изгибается луком. Становится еще громче и требовательнее звон ее струн – я не музыкант ни разу, но, кажется, задел их все, до единой – бренчат.
Зеркалят во мне, дробятся эхом, от которого оживают разом все бесы.
Иногда от близких слышал, что я с бесовщинкой. Наверное, они правы.
Все черти ожили и бомбят в грудную клетку изнутри.
– Ратмир!
Лиля еще пытается сопротивляться! Сама же то натягивается до жесткого звона, то обмякает горячим потоком на мои руки.
Пальцы рвут стремные колготы на промежности. Трусы сбиваю в сторону. Ну, мля, даже белье на ней несексуальное совсем, а что же так вставляет от вида собственных пальцев, запущенных в этот беспредел.
– Прекрати! – новый возмущенный писк, сорвавшийся на стон.
Едва успел мазнуть пальцами по напряженной кнопочке, как Лиля тонко и громко стонет, сжимая бедрами мою руку, стискивая ее.
Дальше никак, что ли?
Ерунда…
Не хотел применять силу, но, млин, придется!
Ни разу не видел, чтобы девушки так сопротивлялись оргазму! А ведь она хочет-хочет, ее клитор такой разгоряченный и взведенный, что от одного касания заколыхался трепетной дрожью.
Пока Лиля пытается выпутаться из блузки с курткой, я хозяйничаю над ее телом, играю с ним, покусываю и лижу соски. Целюсь на тонкую шейку, придерживая своих адских псов. Если дать им волю, будет лютый треш. Я хочу в это горло, я могу вбиться в него и сжимать до хруста тонкую шейку… Она же сбежит. Испугается. Точно испугается, будет верещать и сбежит на конец света. Не выдюжит этой лютости. А я не хочу… Не хочу, чтобы сбегала. Долго играть в нее хочу, сводить с ума пошлостями. Она от них течет… Мокрая, взбудораженная. Трындец, какая взлохмаченная, вспотевшая от усилий. Визуально напоминает взмокшего воробушка, который пытается выбраться из лап здоровенного кота, снова и снова получает по темечку, но еще брыкается и пыжится, пыжится изо всех.
Яро любуясь ее сопротивлением, цепляющим за нутро, приоднимающим все, что можно приподнять. Даже яйца, тяжеленные от скопившегося семени, подскакивают к самому верху, ноя от желания опустошиться.
– тшшш… Дурная моя! – снова впиваюсь зубами в сосок. – Какая у тебя сладкая грудь. Отзывчивая! – дую на торчащий, покрасневший сосок.
Он сморщивается и становится тугим, как камушек.
– Играла с грудью? Трогала свои сиськи, Ли-лич-ка!
«Кончик языка совершает путь в три шажка по небу, чтобы на третьем столкнуться о зубы…» Ли. Лич. Ка.