Малюта Скуратов
Шрифт:
На первый взгляд она производила впечатление мертвой.
Эта роковая мысль первая пришла в голову ставшему перед ней на колени и наклонившемуся к ее лицу Якову Потаповичу.
Он сам побледнел, подобно мертвецу, и задрожал.
Чуть заметное неровное дыхание лежавшей успокоило его.
«Она только обмерла с перепугу, касаточка! Не ожидала, что готовит ей любимица, цыганское отродье проклятое! Не подслушай Маша, дай ей Бог здоровья, быть бы ей, голубке чистой, в когтях у коршуна! — проносилось в его голове. — Но как же теперь ее в дом незаметно доставить? — возникал
Он бережно взял на руки дорогую для него ношу, обернул ее в охабень и осторожно стал подниматься по крутому берегу.
Со стороны рыбацкого шалаша доносились звуки палочных ударов и крики, а гулкое эхо повторяло их, разнося на далекое пространство пустынного берега.
Там шла, видимо, нешуточная расправа с попавшимися в руки русских людей «кромешниками».
XX
С глазу на глаз
В одном из отдаленных уголков княжеского сада стояла деревянная беседка восьмиугольной формы, состоявшая из половой настилки, балюстрады и восьми деревянных витых столбиков, поддерживавших осьмиконечную крышу с деревянным же шпицем.
Из этой беседки, построенной на самом возвышенном месте сада, открывался прелестный вид на Москву-реку и заречную часть города, с видневшимися кругом нее густыми лесами, окружавшими со всех сторон в те далекие времена нашу первопрестольную столицу.
Эта беседка была любимым местом летнего отдохновения покойной княгини Анастасии: в ней она проводила целые дни, окруженная своими сенными девушками, наблюдая за игравшими вблизи княжной Евпраксией и Яшей: здесь, под ее наблюдением, происходила варка варений и приготовление всевозможных солений, необходимых для домашнего обихода.
Своего хозяйственного назначения эта беседка не утратила и до описываемого нами времени, но князь Василий не любил заходить не только в нее, но даже в эту часть сада, навевавшую на него грустные воспоминания о тяжелой утрате, а потому она и была сравнительно запущена.
В эту-то беседку и принес Яков Потапович бесчувственную княжну, осторожно опустив ее на одну из находившихся там скамеек, и, взяв пригоршню чистого снегу, стал мочить ей виски, голову и губы.
Княжна вздрогнула, полуоткрыла глаза и испуганно повела ими.
— Где я?.. С кем?.. — прошептала она.
— С другом, княжна, с другом! — радостно-взволнованным голосом отвечал Яков Потапович.
Такой продолжительный обморок княжны начинал не на шутку беспокоить его, и он несказанно обрадовался, когда она пришла в себя.
Княжна пристально взглянула и узнала его.
Густой румянец, покрывший ее щеки, сменил смертельную бледность.
Была ли это краска радостного или стыдливого волнения — как знать?
Она сделала движение, видимо желая приподняться. Он помог ей, и она села на лавку.
— А где же Танюша? — дрожащим шепотом спросила она, не поднимая на него глаз.
Он глядел на нее восторженным взглядом, но при этом вопросе
— Схоронилась, бесстыжая, стреканула в глазах, только и видели; а тебе, княжна, и вспоминать об ней, подлой, зазорно бы…
Княжна подняла на него удивленный взгляд, заблиставший все-таки радостью.
— Схоронилась?.. Значит, не попалась в руки разбойникам?..
— Не разбойники то были, а ее же благоприятели: Гришка, ваш же бывший холоп, да Малюта…
Услыхав это имя, княжна снова побледнела.
— Малюта? — с дрожью в голосе повторила она.
Он заметил, что в этом голосе послышались ноты сомнения.
— Да, Малюта, — горячо продолжал он. — Она, змея, подвести тебя хотела, по уговору вместе с этим Гришкой все это подстроила, тебя на гаданье подбила, а сама знала, подлая, что они на берегу дожидаются…
Он в подробности передал княжне подслушанный им разговор Татьяны с Григорием Семеновым в день первого посещения Малютою княжеского дома, устроенный им надзор за «черномазой», сообщение Маши и разрушенный им, с помощью преданных ему людей, план ее похищения «треклятым опричником».
Он увлекся рассказом, глаза его горели, в его голосе, против его воли, слышалось радостное сознание исполненного им священного долга.
Княжна внимательно слушала его, опустив голову, и лишь по временам вскидывала на него взгляд своих чудных глаз.
Выражение недоумения сменялось в них по мере того, как он вдавался в подробности неожиданных для нее разоблачений гнусной интриги ее любимицы, сперва выражением негодования и гадливости, а затем благодарности к спасшему ее из рук врагов человеку.
Щеки ее снова горели ярким румянцем.
Оба они, освещенные матовым светом луны, были прекрасны.
— Спасибо, Яшенька… Яков Потапович, — поправилась она и вся зарделась от этой случайной ошибки, сделанной по детской привычке.
Он понял иначе эту обмолвку, именно так, как всеми силами души его хотелось понять ему.
Луч надежды блеснул в его отуманенном от этого ласкового слова мозгу.
Он порывисто бросился пред ней на колени и схватил ее руки.
— Не за что, княжна, благодарить меня. Как бы иначе мог поступить я? Али не ведаешь ты, что вся жизнь моя в тебе одной, что охотно за тебя положу я на плаху свою голову, что люблю я тебя всем сердцем моим, к тебе одной стремятся все мои помыслы…
Он взглянул на нее и сразу оборвал речь свою.
Она сидела снова бледная как полотно и испуганно глядела на него.
Эта бледность и этот взгляд мгновенно отрезвили его.
Луч надежды угас так же быстро, как появился.
Он медленно поднялся с колен.
— Прости меня, княжна, напугал я тебя своей глупою выходкою, — заговорил он подавленным голосом, с трудом произнося слова, — я лишь хотел сказать тебе, что люблю тебя, как сестру родную, что недалеко ходить тебе за защитником, что грудью я заслоню тебя от ворогов, живота своего не пожалею для твоего счастия, что ни прикажешь, все сделаю, спокойно спи под моею охраною и будь счастлива… Вот что только и хотел сказать тебе, да не так было сказалося…