Малый мир. Дон Камилло
Шрифт:
Пеппоне помычал. Такое с ним бывало. И он не злился.
А дон Камилло пошел доложить обо всем Христу.
— И как, — спросил он в заключение, — хорошо я поступил или плохо?
— Хорошо, — ответил Христос, — ты все хорошо сделал. Может, только немного переборщил, набросившись на бедную, невинную курицу.
— Господи, я уже два месяца мечтаю зажарить ее и съесть.
Христос улыбнулся.
— Тогда тебя можно понять, дон Камилло.
Преступление и наказание
Однажды
Дон Камилло взял ведро известки и кисть и принялся за работу, но это была анилиновая краска, а для анилина нет ничего милее, чем известка сверху: клади ее хоть на три пальца толщиной, краска все равно проступает. Тогда дон Камилло взял скребок и полдня провозился, чтобы соскрести и краску, и известку.
Так что перед алтарем он предстал, как мельник, весь покрытый белой пылью, но настроение его было мрачно.
— Узнаю, кто это был, — сказал он, — так ему надаю, что из палки метелка выйдет.
— Дон Камилло, не надо себя накручивать, — посоветовал ему Христос. — Ребячья выходка, и ничего особенно обидного там не было.
— Хорошо ли это — обзывать служителя алтаря хамом?! И ведь удачная кличка: увидит кто — не отлепится до самой смерти.
— У тебя крепкая спина, дон Камилло, — улыбаясь, заметил Христос, — у Меня была не такая, а я нес Свой Крест и не собирался никому «надавать».
Иисус был прав. И все же в душе его не было уверенности. Поэтому вечером, вместо того чтобы лечь спать, он притаился в укромном месте и стал терпеливо ждать. И вот около двух часов ночи на церковном дворе появился некто, поставил на землю ведерко, обмакнул кисть и прошелся ею по стене приходского дома. Но не успел он вывести и первой буквы «Д», как дон Камилло опрокинул ведро с краской ему на голову и выдворил его с церковного двора всего одним, но суперреактивным пинком.
Анилиновая краска — мерзкая штука, так что бедному Джиготто (одному из самых лихих молодчиков Пеппоне) пришлось провести несколько дней, не выходя на работу. Запершись в доме, он коротал время в безуспешных попытках всеми известными на свете моющими средствами отскрести следы анилинового душа.
Однако слухи разносятся быстро, и кличка «Краснокожий» пристала к нему сразу и накрепко. Дон Камилло подлил масла в огонь: неприязнь Джиготто к нему достигла такой степени, что тот аж позеленел от злости, хоть и был совсем красным. И в один прекрасный вечер, возвращаясь от доктора, дон Камилло обнаружил, что ручка его двери измазана чем-то совершенно непотребным, но, увы, понял он это слишком поздно. Тогда, не говоря ни слова, он пошел в трактир и, вынув Джиготто из-за стола, влепил ему измазанной этой дрянью рукой такую затрещину, что и у слона бы в глазах потемнело. Тут, конечно, разборка
Поэтому неудивительно, что в ту же ночь неизвестный взорвал под окнами приходского дома ручную гранату.
Шестеро отлупленных скамейкой кипели от ненависти, собираясь по вечерам в трактире, они орали как сумасшедшие. Любого пустяка хватило бы, чтобы вспыхнул пожар. Народ заволновался.
Вот так и вышло, что однажды утром дон Камилло был вынужден отправиться в город, потому что епископ вызвал его для разговора.
Епископ был седым и сгорбленным. Чтобы посмотреть дону Камилло в глаза, ему приходилось задирать голову.
— Дон Камилло, — сказал епископ, — ты болен. Тебе нужно отдохнуть пару месяцев в тишине и спокойствии в какой-нибудь горной деревушке. Да-да, тут вот умер настоятель прихода в Пунтаросса, так что можно сразу двух зайцев убить: ты наведешь в приходе порядок и поправишь свое здоровье. А потом вернешься, отдохнувший, свежий, как роза. Здесь тебя заменит дон Пьетро, он еще молод, беды никакой не наделает. Ну как, дон Камилло, ты доволен?
— Нет, Владыка, но поеду, как только скажете.
— Вот и молодец, — ответил епископ. — Твое послушание тем более похвально, что все это тебе не нравится, а ты соглашаешься.
— Владыка, а Вас разве не расстроит, если люди скажут, что я сбежал из страха?
— Нет, — улыбаясь, ответил старец. — Никто в мире никогда не посмеет подумать, что дон Камилло испугался. Иди с Богом, дон Камилло, и оставь в покое скамейки: это не христианский аргумент.
Весть сразу же разнеслась по городку. Пеппоне сам объявил ее на экстренно созванном собрании.
— Дон Камилло уезжает, — заявил Пеппоне, — его в наказание отправляют в горы, к черту на кулички. Отъезд завтра в три.
— Ура! — единодушно воскликнули собравшиеся. — Чтоб он там, на верхотуре, сдох!
— Это к лучшему, что все так закончилось, — провозгласил Пеппоне. — Он уж думал, что он тут царь и бог, но еще немного и пришлось бы его отделать нешуточно, а так вышла экономия усилий.
— Пусть убирается, как пес паршивый! — завопил Нахал. — Надо всем дать понять: кто завтра с двух до половины четвертого высунет нос на улицу, тому не поздоровится.
В назначенный час дон Камилло уже с чемоданом в руке пошел попрощаться с Распятием в центральном алтаре.
— Жаль, что я не могу взять Тебя, — вздохнул дон Камилло.
— Я так или иначе буду с тобой, дон Камилло, — ответил Христос, — не волнуйся.
— Разве я и впрямь поступил так плохо, что меня необходимо сослать? — спросил дон Камилло.
— Да.
— Значит, все против меня?
— Все. И даже дон Камилло против тебя и осуждает твой поступок.
— И то правда, — признал дон Камилло. — Я бы сам себе надавал по морде.
— Попридержи руки, дон Камилло. Счастливого пути.