Мама для будущей злодейки

Джейкобс Хэйли

– Мам! Снимки! Мы же не забрали снимки! – в гостиную вбегает встревоженная дочь.

Вот вам и пожалуйста, страшно представить, что бы было, застань малышка нас двоих за процессом…кхм. Конечно, вряд ли бы Пенелопа себе надумала ужасов, но объяснять сейчас дочери почему люди – более того ее мама и дядя Тан – целуются я не готова.

– Ох, точно, – вспоминаю я с жалостью. Но действительно не до того было, чтобы о фотокарточках волноваться. Жаль, не помню, да кажется, фотограф и не говорил, где его можно найти после окончания фестиваля. Если у соседей поспрашивать, кто-то наверняка

в курсе, или у хозяев местных лавочек уточнить.

– Вот, – из кармана, не иначе, расширенного хитроумным заклинанием, Альтан достает бумажный крафтовый пакет, и передает Пенелопе.

Внутри стопка свежеизготовленных фотографий. Мы трое на них довольно улыбаемся и еще не знаем, что произойдет после.

– Здорово, – тянет Печенька, проводя пальчиком по краю фото и вдруг шмыгает носом.

– Эй, что такое, малыш?

Взволнованно заглядываю дочери в лицо. Она качает головой. И от этого становится еще беспокойнее. Ребенок как правило делиться своей болью с родителями, и Пенелопа еще не в том возрасте, чтобы что-то скрывать, как делают обычно дети в подростковом возрасте. Маленькие должны жаловаться, показывать пальчиком на обидчика, доносить до мамы свои переживания и искать утешения. Но не закрываться, утаивать собственную грусть, подобно взрослым.

Поднимаю глаза на Альтана, прося молча совета. Он отец, пусть участвует, не остается в стороне. Мои намерения понимаю верно.

– Печенька, ну ты чего? Не нравится, как на снимке вышла? Хочешь, мы найдем того дядю и сделаем еще? Или лучше к другому сходим, если тебе этот не понравился.

Голос мужчины звучит бодро, он встает с дивана и присаживается на корточки рядом с Пенелопой, становясь с ней почти одного роста.

– Нет, – качает категорично головой дочь. – Меня все устраивает. Хорошо получилось. Просто…не берите, в голову, это личное.

Я бы рассмеялась сейчас – она иногда совсем как взрослая изъясняется – но глаза на мокром месте у малышки меня тревожат. Устала и испугалась, за ночь от похищения и пережитого ужаса так просто не отойти.

– Ну хорошо, что устраивает. В следующем году пойдем снова на фестиваль? Сделаем снова снимки, сравним с этими и посмотрим, на сколько выше стала за год наша Печенька. Яблок в карамели поедим, я твою маму за год на два точно уговорю, как тебе идея?

Пенелопа задумывается всерьез, но я вижу, как загораются ее глаза.

– Правда?! В следующем году снова пойдем? Вместе?

– Конечно! И еще через год, и еще, ты только не взрослей так быстро, хорошо? А то ведь надоест с двумя стариками таскаться, найдешь себе друзей или, не приведи святая, какого-нибудь… – посылаю Альтану строгий взгляд, и он быстро меняет не успевшее сорваться с языка слово. – особенного друга, и все, мы уже не будем нужны.

Дочка смеется, на щечках появляются ямочки.

– А кто такой особенный друг?

– Ну…

Я молчу, тщетно борясь с улыбкой, и игнорирую немую мольбу о помощи в глазах несчастного папаши. Сам пусть разбирается, первый же начал.

– Это…такой друг, ну…как я и твоя мама. Мы особенные друзья.

Пенелопа моргает, насупленные брови лучше слов говорят о том, что она явно не понимает сказанное.

–

Почему?

– Ну, потому что, знаешь ли, как бы…– Альтан чешет макушку. – А спроси у мамы, она лучше знает.

Я недовольно меряю его взглядом. Подстава подстав. Но потом улыбаюсь.

– Хочешь еще одну печеньку съесть? Разрешаю.

Пенелопа убегает в кухню так, что только пятки сверкают.

– Прости, – морщится Альтан.

Мы встречаемся взглядами и смеемся. Да уж, оба хороши. Жаль, в этом мире нет книг по воспитанию детей. Как правильно отвечать на те или иные их вопросы – никто не подскажет.

Мужчина подходит ко мне и берет за руку. Замечаю, что ему так и хочется прилепиться, сохранить как можно дольше физический контакт. Люди по-разному проявляют чувства, видимо, Альтану важна тактильность.

Сжимаю его пальцы.

– Все будет хорошо. Я никуда не денусь, ни сейчас, ни через год, ни через двадцать. Можешь сомневаться, но позволь оставаться рядом, не гони, хорошо? Я докажу, что достоин вас двоих.

Хочется сказать, что мне не нужны доказательства, что верю, но я молчу. Какая-то часть меня продолжает терзаться, правильным ли поступком было впустить Альтана, отца Пенелопы, в нашу устоявшуюся и мирную жизнь. А если у меня с ним не получится? Бывает, что люди просто остывают друг к другу, чувства проходят…как тогда поступить? Терпеть ради общего ребенка?

Для меня Пенелопа важнее собственного эго, ее интересы в приоритете, она заслуживает общения с отцом. Это сейчас все хорошо, но нет никакой гарантии, что через десяток лет мы не проснемся глубоко друг друга ненавидя. В таких отношениях страдают больше всего всегда дети. Мужчина может захотеть отобрать у меня Печеньку, пытаться настроить ее против меня, матери, или…Будущее невозможно предсказать.

– Эрин, – зовет Альтан. – Дай мне шанс. Дай мне возможность, я буду рядом, всю жизнь буду доказывать тебе, что ты не ошиблась. Пожалуйста.

Он мне нравится. Даже больше, я влюбляюсь. Все больше и больше, но чувства далеко не единственное, что приходится брать во внимание. Понимаю, что, наверное, слишком осторожничаю, но мне действительно страшно, причем страхи эти не имеют конкретных оснований, но и совсем беспочвенными их тоже не назовешь.

Горячие губы касаются моего лба. Потом щеки. Другой. Виска, уголка глаза и даже кончика носа. От каждого прикосновения внутри все млеет. Сердце же стучит пусть и быстрее, но уверенно, не поддаваясь опьянению тела, и сохраняя спокойствие. Мне хорошо и безопасно, приятно и комфортно, очень тепло.

Я же только недавно решила, что буду сильной, что не дам слабину перед лицом сомнений и неуверенности и вот так легко отступилась от собственных убеждений!

Будущее закрыто, а настоящее – подарок судьбы. Все может быть одинаково хорошо, или одинаково плохо, там, когда-нибудь, завтра или через много лет. Я сделаю выбор, и через год солнце все так же будет вставать на востоке утром каждого дня. Кто знает, порой часто ведь бывает, что неправильные решения, о которых жалеешь, становятся верными, а ошибки – благословением. Это жизнь, со всей своей непредсказуемостью, и в том ее прелесть.