Мама для малышки, или Надежда в подарок

Фокс Нана

— Большой на кухне поставим…

— А маленький ты на работу заберешь? — перебивает отца малышка. — У тебя же там нет елочки.

— Решено, — соглашается Игнат и умудряется подхватить и оба букета, и пакет с остатками нашего ужина. — Пошли! — командует, кивком указывая в сторону выхода.

Быстро пробегаюсь взглядом по кабинету, закрываю его, и наше трио спешит покинуть салон.

— До свидания! — в унисон прощаются флористки. — ждем вас еще в гости, — вежливо произносят стандартную фразу, а мне хочется их прибить.

— Спасибо, мы

обязательно еще не раз зайдем, — не остается в долгу Игнат. — До свидания.

Дверной колокольчик звякает. Холодный ветер врывается в помещение, и ночная красота улицы встречает нас. Глубокий вдох морозного воздуха заполняет легкие зимней стужей, бодрит и возвращает трезвость моему взвинченному сознанию. Эмоции эмоциями, домыслы домыслами, но правда может быть любой и завтра же я сделаю тест.

ГЛАВА 20

ИГНАТ

— Что-то случилось? — интересуюсь у Марины, пока автомобиль медленно плетется по городским вечерним пробкам.

— А? — вздрагивает она, отрывая взгляд от экрана телефона, и смотрит на меня, словно пойманный на шпионаже провальный иностранный лазутчик. — Нет. — Голос её чуть дрожит, а ладонь так крепко сжимается на корпусе телефона, что, того и гляди, его пластик пойдет трещинами. — С чего ты взял?

— Вид у тебя очень озабоченный, — киваю на девайс в ее руке, — и ты всю дорогу клацаешь по экрану.

— А-а-а-а. Да нет, — отмахивается, убирая аппарат в рюкзак. — Просто заказ на завтра у поставщика оформляла. — Она поворачивается ко мне вполоборота. — Прости, — произносит еле слышно.

— Угу, — киваю, делая вид, что поверил ее оправданию.

Уверенно протягиваю руку и беру её узкую ладонь в свою, подношу к губам и еле уловимым касанием прохожусь по тонкой коже хрупкого запястья. Чувствую, как нервно пульсирует венка и кисть чуть вздрагивает, но Марина не отдёргивает ее. Сидит, наблюдает за мной из-под полуопущенных ресниц, а полумрак автомобильного салона пытается замаскировать набегающий на бархатные щеки румянец.

Между тем, бледность с ее лица так и не сходит, да и плохо скрываемая озадаченность во взгляде выдает легкую нервозность. С чем связано Маришино состояние, я никак не могу понять.

Из всех недавних событий только озвученный Рыжулей вопрос о дне рождения Фани вкупе с информацией от Клима об одной и той же клинике немного настораживают меня и наводят на, казалось бы, совершенно абсурдную, мысль. А что, если…?

Да ну, нелепица какая-то! Частная клиника не бюджетный роддом в тьмутаракани, в нем априори ничего подобного не могло случиться.

Но стоит взглянуть на Маришу, а затем в зеркале заднего вида увидеть отражение Фани, и мысль уже не кажется настолько бредовой. Уже мелькает вариант о том, что случиться может всякое. И эта идея всё сильнее и сильнее разрастается в моем сознании.

Не вписывается только прошлый тест, подтвердивший мое отцовство. Рвет цепочку логических размышлений, и в голове один за одним возникают вопросы,

ответы на которые будут точными и правдивыми только после получения новых результатов ДНК-теста!

А в комплекте с полной информацией о Марише и тех днях, проведенных ею в клинике, я буду иметь исчерпывающие сведения и смогу сделать правильные выводы.

Да и о бывшей не помешает узнать.

Но одно я знаю точно уже сейчас, без тестов, без досье и прочей фигни: обе мои Рыжули только мои, и жизни без них я уже не представляю.

Они мои, и точка!

Вздыхаю, тормозя бег своих размышлений, пока меня не унесло в пучину подозрительности. Ни к чему это, да и интуиция моя за последнее время отлично развилась и пока не подводила. Лишь мысленно ставлю пометку пробить лаборатории и вновь сдать анализ, на этот раз с тремя образцами. А как их добыть, во всяком случае один, подумаю завтра.

Сегодня у меня другие планы в отношении вечера.

Стоит нам только перешагнуть порог квартиры, запереть дверь, отгородившись от всего мира, как мои девочки сбегают в ванную комнату. Уставшая Фани просит Маришу искупать ее, а после рассказать сказку перед сном. Та, мило улыбаясь, не оставляет детские просьбы неудовлетворенными.

— Чай будешь? — заглядываю в ванную и не могу сдержать теплой улыбки от открывающейся картинки.

Фани стоит на невысокой подставке, уже облаченная в пижамку, чистит зубки, а Мариша монотонно расчесывает ее кудряшки. Её тонкие пальчики с такой нежностью проходятся вслед за расческой по рыжей непослушной гриве, что сердце сжимается в комок и тут же подскакивает к горлу в порыве неописуемо счастливых эмоций.

— А? — оторвавшись от своего занятия чуть вздрагивает Мариша.

Наши взгляды встречаются, и в ее зеленых омутах плещется тихая грусть и растерянность. Прикусываю язык, сдерживая рвущиеся вопросы: время для них еще не наступило, да и место не подходящее.

— Да, пожалуйста, — все же отвечает она, — сейчас только Фани уложу в постель.

— И сказку почитаешь, да? — напоминает ребенок.

— И сказку, конечно же, почитаю.

— Хорошо, я на кухне, — обозначаю место нашей встречи и тихо прикрываю дверь.

Ставлю чайник на плиту. Из навесного шкафчика достаю две чайные пары, а с полки — любимый успокоительный чай, и пока вода закипает, топаю в спальню. По пути стягиваю с себя надоевший за день деловой пиджак, а за ним и рубашку. Быстро переодеваюсь в удобные домашние брюки и футболку и спешу обратно, а из кухни уже раздается еле слышный протяжный свист.

Задерживаюсь лишь на мгновение около двери в детскую, прислушиваясь к тихому бормотанию Мариши, укладывающей спать малышку. Чувствую, как губы растягиваются в легкой улыбке, и меня вновь накрывает теплой волной домашнего уюта — того семейного уюта и спокойствия которого я никогда не ощущал с бывшей. Я его просто не знал. Не имел представления, как это — чувствовать покой и умиротворенность в стенах собственного дома, в кругу своей маленькой семьи.