Мама на фоне измены
Шрифт:
Очень хочется ответить ему грубостью в духе Бурова.
Но я закрываю глаза, решив, что игнор лучшая тактика в эту минуту.
— Ты не помнишь меня? Я был вместе с тобой за столом, пока ты общалась с французами.
Я продолжаю молчать. Плевать кто там был. Мне надо прийти в себя.
— Хочешь научу тебя серфингу? — предлагает этот типок, задирая очки на макушку.
Жизнь спешит мне на помощь в реализации своих планов. Но я хочу побыть одна. Это я понимаю особенно чётко, как и то, что меня задрало все, в том числе и мужики, и помощь, и бесцеремонные подкаты.
—
Я поднимаюсь со своего места, сунув смартфон под юбку, а потом иду к морю и почти чток ричу, когда оказываюсь в его водах полностью.
Глава 10
Глава 10
— Кать? — зовёт Буров, стоит мне пересечь шлагбаум у дома. — Можно тебя на минутку?
Он сколько тут стоял? Час? Два? Скорее всего два. Вон глаза какие злые!
— Нельзя. Катя закончилась.
Я устала. Мне нужен не алкоголь, не разговоры, не вечеринки и не новые лица. Море укачало меня и сняло напряжение. Теперь мне необходим нормальный сон — в кровати, на подушке и с тяжёлым одеялом на плече.
— Всего минута! — требует этот несносный мужик, ловя мою руку.
— Буров, ты можешь выполнить хоть что-то из того, что пообещал?!
Я вырываю пальцы, но без озлобленности, но на последних силах, да так что меня штормит.
— Сделай что-нибудь для меня, пожалуйста, — прошу я, взглянув ему за плечо. — Просто для меня.
Он кивает.
— Хорошо.
Мне достаточно было кивка. Я слышу, как одно единственное слово врезается мне в лопатки, но я не оборачиваюсь. Иду вперёд и просто нахожу свой домик, втыкаю в разъём подзарядку, а потом ложусь спать, проваливаясь в очень крепкий и долгий сон без каких-либо сновидений.
Хороший, словом.
Утром все кажется плохим сном, если бы не обилие растений вокруг и щебет птиц за окном. Их так много, что кажется, что я заснула в оранжерее ботанического сада, но все они красивые, с большими листьями и невероятно глубоким цветом зелёного.
Несколько секунд я размышляю над всем произошедшим накануне, а потом выбрасываю все из головы, вспомнив слова терапевтки.
"Мир жестокое место и потому жизнь не стоит воспринимать слишком уж всерьёз, Катерина. Стоит начать следовать этому условию и тебе уже не будут страшны никакие стрессы и депрессии."
Возможно профессионал прав. Мне следует относиться к Бурову через хи-хи и ха-ха, то есть дать понять ему, что такого как прежде отношения к нему уже не будет никогда.
— Ты рано, — замечает Тома, когда мы встречаемся на ее кухне. — Хорошая акклиматизация?
— Что-то вроде того, — соглашаюсь я, отмахиваясь от очередного неприятного момента. Она просто такой человек, а я раненый на всю голову. Потому и замечаю все на свете.
Я собираюсь сказать ей, что совместный завтрак накануне был последним. Теперь уже не только из-за Бурова, но и из-за инструктора по серфингу, который получил отворот-поворот накануне. Не хочу никаких отношений и даже намека на них.
— Поехали с нами? — предлагает Томка, закончив наносить крем с защитой от солнца. — Вода чистая и туристов очень мало.
— Одни лишь серферы — поддакивает
Он смотрит на нее и та дёргает подбородком в ответ на его непрозвучавший вопрос, а меня жалит чувство тоски.
— Самую простую и тяжёлую, — говорит серьезная Тома без тени улыбки на лице. — Чтобы не убегала от тебя.
— Но не ждите от меня чего-то сверх-сверх, — начинаю я, решив поддаться этой идее. — Пока вы будете кататься, я буду взбираться на нее.
Я соглашаюсь с предложением только бы не видеться с Буровым. Но его нет ни во время катания, ни за завтраком, ни после. Из чего я делаю вывод, что он всё-таки уехал, но спрашивать не берусь.
Я же не знакома с ним. Блин!
Становится ли мне легче? Немного.
— Кать, это по-детски, — выдает Олеська несколько вечеров. — Что за принципы такие?..
— Это не принцип, — говорю я, потягивая коктейль с ананасовым соком. — Я просто не хочу объяснять ничего, если возникнут вопросы и тем более давать повод думать, что интересуюсь им.
— Но ты ведь интересуешься.
Я качаю головой, рассматривая посетителей заведения. На их столах нет ничего кроме слабой выпивки в самой разнообразной посуде и снеков. Ресторан уже закрыт и обслуживает только тех клиентов, которым хочется пить в эту невероятно влажную ночь.
— Нет.
— Да. Тебе не даёт покоя его ребенок.
— Лесь, не душни, — просит Люба, взлохмачивая челку. — Даже мне интересно, а есть ли он у него.
— Вот видишь!
— Но это не значит то, что я влюблена в него по уши.
— Ну так ты и не спала с ним! — возражает Лида, до этого не проронившая ни слова.
— Подумаю в следующий раз прежде чем рассказывать вам что-то, – говорю я, сначала забавляясь разразившейся перепалкой.
Последние слова я говорю так, словно пленку в кассете потянуло. Причина тому вошедшая в зал компания, а если конкретнее, это женщина, которую до недавних пор я ненавидела всем сердцем.
Яна Смородина нисколько не изменилась с нашей последней встречи. Что тогда, что сейчас она транслирует в мир беспечность, веселье и совершенство образа. Ее кожа не блестит как у многих, а светится, длинные светлые волосы вьются кудряшками, а не превратились в пух, короткий комбинезон смотрится идеально на стройной фигурке и подчеркивает длину ног. А ещё она в окружении мужчин. Как всегда.
Сначала ревновала, признавая, что долгие отношения не отпускают так просто. Ненавидела за то, что она сделала. Она прекрасно знала о наших отношениях с Буровым. Сейчас я презираю это ограниченное в своей злобе существо.
— Она не похожа на рожавшую, — шепчет Лидка и тут же шипит. — Заметила!
Она шипит ещё что-то сквозь зубы, как и все остальные наблюдая за тем, как Смородина приближается к нам, чтобы поприветствовать и позлорадствовать, конечно же. Это ее самый большой недостаток. Речь не идёт о стервозном характере. Все мы понимаем, когда женщина знает себе цену. Суть Яны укладывается в другое слов из четырех букв и оно заключается в том, что этой девице ужасно не по нутру, когда "ее" вдруг прекращает принадлежать ей.