Мама, он мне изменяет
Шрифт:
– А я хочу посмотреть сейчас. Или вы недостаточно… натренировались?
И снова меня охватили чертовы сомнения. Может, все не так, как кажется, и сейчас я очень несправедлива к родным людям? Может, в данную минуту они стоят передо мной, будто я фашист-полицай, а мама и Марат - безоружные узники концлагеря, а на них нет и капли вины…
Нет, слишком много улик и фактов против…
– Верунь, ты сейчас очень взбудоражена. Давай мы пойдем к нам и там я сделаю тебе чай, наберу ванну… Хочешь, мы откроем бутылочку травяного ликера, помнишь, того, который…
–
– процедила я, вскакивая с места.
– Или вы сейчас же показываете мне то, что я прошу, или я делаю свои выводы!
Наши взгляды с Валиевым скрестились. Его зрачки превратились в два бездонных черных колодца. Они пугали меня этим водоворотом, в который меня утягивало с головой.
А вот мама отводила глаза, ей было жутко некомфортно от происходящего. Но если я права и они меня предавали, каково ей было ложиться в постель к моему любимому мужчине?
– Вера, возьми себя в руки!
– процедил Марат.
– Ты говоришь жуткие вещи! Это я должен обижаться и делать выводы относительно того, что моя жена такое обо мне думает!
О, понятно. Перекладывание с больной головы на здоровую, что лишь усугубило мою уверенность в измене…
– Значит, танцев с бубнами мне не ждать, - сделала я свои выводы.
– Что ж… Значит, оставайтесь и дальше вдвоем плясать, чинить шкафы и подозревать, что дура-Вера о чем-то может догадываться!
Я вышла сначала из комнаты, затем - из квартиры. Какое-то время постояла у лифта, гадая, куда мне идти… Возвратиться домой? Там меня непременно ждет новый разговор с мужем. Только я уже не представляла, как себя поведет Марат наедине, ведь сегодня он мне показал, насколько незнакомым и чужим может стать за считанные мгновения. И все же бегать вновь, как я сделала это в момент, когда измена Валиева стала очевидной, я не стану.
Потому решение подняться к нам показалось единственно правильным в сложившихся обстоятельствах. Что я и сделала - вызвала лифт и через пару минут была у нас с мужем в квартире.
Марат пришел через некоторое время, которого мне хватило, чтобы вновь убедиться в том, что сегодня обрушилось на меня, словно горный водопад. Наверняка они с мамой обсуждали, как им теперь действовать и что говорить. И почему я вдруг стала настолько отстраненно об этом думать? Наверное, просто достигла предела, за которым либо могла начать абстрагироваться, либо сошла бы с ума. И мое подсознание выбрало первый вариант.
– Вер… ну что вообще такое творится?
– притворно жалобно протянул он, заходя в комнату, где я переодевалась.
Прислонившись плечом к стене, он молча наблюдал за мной. Я тоже молчала, ожидая, что он скажет или сделает. Валиеву ведь уже понятно, что я так просто не забуду о своих подозрениях?
– Считаю, что ты должна принести извинения матери, - сказал он, когда я надела футболку и шорты и собиралась на кухню, чтобы немного перекусить.
– Что?
– вскинула я брови, не сразу поняв, о чем говорит муж.
Он снова сцепил челюсти и повторил неспешно и четко:
– Ты должна извиниться перед мамой за то, какую грязь вылила на ее голову. Я-то ладно,
2.1
Сложив руки на груди, я воззрилась на мужа с интересом. Он стал настолько не похож на привычного Марата, что я в очередной раз поймала себя на состоянии дереализации. Окружающее - твоя выдумка!
– будто бы кричало подсознание. Пришлось даже себя немного ущипнуть.
– А если не извинюсь, что ты сделаешь? Ударишь меня?
– хмыкнула, делая вид, что мне все равно.
На самом же деле я испытывала страх. И чего именно ожидать от Валиева, увы, уже не знала. Однако на лице его появилось растерянное выражение, Марат округлил глаза и спросил:
– Ты что, считаешь, будто я на такое способен?
В этом удивлении он был совершенно искренен. За то время, что мы были вместе, муж ни словом, ни взглядом не дал понять, что он может хоть пальцем меня тронуть.
– Я уже ничего не знаю, Марат, - процедила я.
Пройдя мимо него, направилась на кухню. Валиев последовал за мной. Пока я делала себе бутерброд, который совершенно не хотела есть, он расположился за столом и принялся цепко следить за каждым моим жестом.
– Вера, послушай, случилась какая-то нездоровая хрень, - сказал муж тихо, когда я все же совладала с батоном и колбасой и, налив себе крепкого сладкого чая, устроилась напротив.
Нездоровая хрень… Именно так он называл то, что лег с моей матерью в постель? От мыслей об этом к горлу подкатила тошнота. Съеденное стало проситься наружу. Нет, мне нельзя даже полутонами дать понять, что я беременна. Только не теперь!
– Мама, зная, что я стала подозревать тебя в измене, не раскрыла вашу танцевальную тайну, а просто говорила мне, что я, скорее всего, глуплю, раз сомневаюсь в муже.
– И она была права! Я не дал тебе ни единого повода для этого!
– Кроме тех, которые я видела собственными глазами!
Бросив недоеденный бутерброд на тарелку, я вскочила и метнулась к раковине, куда выплеснула чай, к которому едва притронулась. Не могу сидеть здесь и обсуждать за трапезой то, от чего даже крошка в горло не полезет. Мне надо все это переварить и обдумать… Обсудить с подругой, наконец, ведь мне так отчаянно нужен человек, с которым мы можем обговорить весь этот ужас.
Раз у меня не осталось никого близкого, кроме Милы, то вся надежда лишь на нее. Когда увидимся, я, может, и смогу хоть ненадолго выйти из жуткого состояния, когда кажется, что кругом сон, а не реальность.
– Все, Марат… Я устала от всего этого. К тому же, на работе снова все болеют и я себя неважно чувствую. Так что посплю сегодня одна, чтобы тебя не заразить. А что касается мамы…
Я тяжело оперлась на спинку стула, глядя мужу в глаза. Они снова были настолько черными, что эта тьма не только пугала, но и завораживала. Будто бы Валиев колдовал прямо сейчас, лишал меня разума и воли. И хотя я отдавала себе отчет в том, какого рода «колдовство» на самом деле на меня влияет, избавиться от дурацких ощущений не могла.