Мама, я рокера люблю!
Шрифт:
Пока я бродила в поисках красивых видов для фотографий, которые затем собиралась послать домой, погода стала портиться. Ветер с реки усилился, и вскоре всё небо затянуло тучами. Я не особо паниковала, так как зонтик был со мной, к тому же я как раз набрела на Вороний угол, о котором столько раз читала в учебниках английского, и теперь хотела запечатлеть его для потомков.
Однако вороны обладают одним весьма неприятным свойством: какими бы веселыми, гладкими, сытыми и умными они не были, один звук их карканья нагоняет на меня смертельную тоску. Вот так сидит он, смотрит на тебя своими глазками-бусинками, а как рот, простите, клюв, раскроет, так хоть на край света беги, чтоб этого не слышать. А тут и без того настроения
Я задрала голову и увидела, как сидят они на деревьях, словно большие жирные лоснящиеся груши на фоне серого неба, и до того мне стало тошно, что слезы сами собой закапали из глаз. К счастью, как раз в это время пошел дождь, и никто не догадался, что вода на моих щеках была слезами.
Пока я бежала от автобуса до дома, успела здорово вымокнуть, потому что дождь пошел такой силы, что никакой зонт не спасал. Оставляя за собой мокрую дорожку и хлюпая туфлями, полными воды, я забежала в подъезд и, не разбирая дороги, кинулась вверх по лестнице. У меня было одно желание – снять с себя мокрую одежду и переодеться во что-нибудь сухое и теплое. И тут я угодила прямо в сухое и теплое – в крепкие объятия Тома! Это было настолько неожиданно, что я зажмурилась, затем снова открыла глаза, ожидая, когда это странное видение исчезнет, но всё осталось по-прежнему. Я стояла напротив него.
– Ты? – ошарашено пролепетала я, не веря своим глазам.
– Да, - разжимая объятия и, как мне показалось, несколько смутившись, проговорил он. – Хотел занести тебе ключ. Тебя не было, я собирался оставить его у миссис Бэгфилд.
Понятно! Ключ от моей квартиры, который я вручила ему перед отъездом в Россию. Очень мило! Сейчас, наверное, спросит, когда я освобожу жилье для следующего претендента.
– Насчет жилья можешь не волноваться. Я уже подыскиваю себе квартиру, - поспешила я его успокоить.
– Нет-нет, квартира остается за тобой. Мы снимали ее специально для тебя. Надеюсь, следующий пресс-атташе будет обеспечен жильем, - и он, не поднимая глаз, протянул мне ладонь, на которой лежал ключ.
– Спасибо, - пробормотала я. – Это очень любезно с вашей стороны.
Я протянула руку за ключом, и в это время наши пальцы переплелись, и Том, словно не желая этого, а повинуясь какому-то инстинкту, притянул меня к себе и начал целовать. Всё происходило словно во сне. Попутно раздевая друг друга, мы подошли к дверям, и я, едва попадая ключом в скважину, все же умудрилась открыть дверь. Мы буквально ввалились в прихожую и, не заходя в комнату, занялись любовью. Это было одновременно похоже на вспышку страсти и борьбу – с такой яростью мы прижимались друг к другу. Мы словно хотели слиться, стать ненадолго одним целым. Порой мне казалось, что я слышу, как хрустят от напряжения кости, и не могла понять, мои или его. Самое интересное, что при этом ни один из нас не произнес ни слова. Слова были не нужны. Мы любили друг друга в последний раз.
Когда все закончилось, мы разжали объятия, Том спешно оделся, пробормотал что-то вроде: «Пока. Счастливо» и ушел, оставив ключ на тумбочке в коридоре. Я смотрела на этот ключ, кутаясь в длинный шерстяной свитер, и чувствовала, что мне становится все холоднее и холоднее. А согреться никак не получалось.
Наверное, мне не стоило поддаваться соблазну и зову плоти. До сегодняшнего вечера где-то в глубине души я смирилась с тем, что Том навсегда для меня потерян. Теперь же я снова стала надеяться на то, что мы еще сможем быть вместе.
12 апреля
Прошло всего две недели с тех пор, как я в последний раз писала в дневник, а в моей жизни произошло столько изменений, что самой с трудом верится. Первая и самая главная новость – я больше не безработная и не бывшая пресс-атташе «Whitchstone Pictures», а журналист
Дело в том, что после нашего последнего вечера с Томом во мне что-то сломалось. И если раньше я могла жить так, как будто ничего не случилось, или по крайней мере притворяться, что живу, то после того, как за ним закрылась дверь я перестала видеть в этом необходимость.
Никогда не думала, что дойду до такого, и боялась попасть в подобную зависимость от мужчины, но, видно, чему быть, того не миновать. Он ушел, а я осталась. Я легла спать, но заснуть не смогла. Проворочалась всю ночь, заснула лишь под утро, а проснулась уже ближе к вечеру и поняла, что у меня нет никакого желания вылезать из кровати. Я подняла с пола валявшиеся рядом с креслом вещи, которые накануне срывал с меня Том. Они еще хранили его запах. Я прижала их к груди, крепко-крепко, представляя, что обнимаю его, и снова заснула. Так я просыпалась и снова засыпала в течение двух суток, вставая из кровати лишь для того, чтобы сходить в туалет. Мне ничего не хотелось. Я не могла есть – кусок не шел мне в горло. Желание напиться отпало после того, как я полчаса блевала в туалете после двух стаканов виски, которые выпила залпом на пустой желудок, чтобы забыться. Да и погода соответствовала моему настроению – зарядивший на несколько дней дождь был моим союзником.
Я лежала и думала только об одном, вернее, о двух вещах: быть с ним или умереть. Жизнь утратила всякий смысл, смерть же выглядела загадочной и прекрасной. Я так лелеяла свое горе и страдание, что не включала ни радио, ни телевизор, не читала книг и журналов, чтобы ненароком не развеять его. Наверное, потому я и спала так много в эти дни – сон ближе к смерти, чем к жизни. Однако я не учла, что он же дает силы жить. К тому же за все это время мне ни разу не приснился Том. И на третий день я уже не могла продолжать валяться в кровати, но на улицу выходить тоже не хотелось.
После бесконечных дождей тучи, наконец, расступились, и в Лондон пришла долгожданная весна. Лопнули набухшие почки, весело защебетали птицы, и в воздухе запахло легкими духами и любовными гормонами. Даже я из своей норы смогла это заметить. Количество влюбленных парочек на один квадратный метр резко возросло. И только лишь я, подобно Кащею Бессмертному, сидела в квартире и боялась высунуть нос на улицу, словно дух веселья и счастья мог отравить меня.
Весной недостаток любви чувствуется особенно остро. Я всегда влюбляюсь весной. С Андреем у нас тоже все началось в апреле, но это было совсем не так как с Томом. С Томом для меня весна наступила в январе. Я так мечтала о том, как мы с ним будем гулять и целоваться под цветущими деревьями, рисовала в мечтах картины: вот я сижу на траве, а он положил голову мне на колени, и на нас летят миллионы белоснежных лепестков. При этих мыслях мне становилось совсем худо. Я глотала слезы, заедая их шоколадными конфетами и запивая чаем.
Но хватит о грустном. Даже сейчас, когда я немного оправилась и успокоилась, у меня на глаза наворачиваются слезы при воспоминании об этом.
Итак, я сидела в четырех стенах и потихоньку сходила с ума от собственного аутизма, когда Джуди возникла на пороге моей квартиры, отдохнувшая и загорелая под осенним австралийским солнцем.
– Джуди? Что ты тут делаешь? – изумилась я.
– Привет! Сюрприз! Не ожидала? А я так боялась, что уже не застану тебя здесь!
– радостно воскликнула она и повисла у меня на шее.