Мамалыжный десант
Шрифт:
– Не страдай, Тимофей. Всё образуется, – заверил командир. – Лучше скажи – ты в Харькове где обитал? Я город поверхностно знаю, был всего дважды и коротко, но все же.
– Так я же Артемович, – сказал, садясь и вытирая заспанное лицо, Тимофей. – На улице Артема и жил. Батя еще любил пошутить насчет этого совпадения. Вернее, мы по переулку числились, ну да все равно – переулок Артема, так и назывался.
– Да ладно?! – старший лейтенант поднял совсем ненужные ему очки на лоб. – Он же короткий, тот переулок. Вы в частном секторе или в пятиэтажке жили?
– На пятом.
– Однако, какие совпадения, – пробормотал Земляков. – Мы же прямиком в вашем доме фрицев сдерживали. Нет, Катерина наверное бы, ничуть не удивилась, а я поражаюсь узости дорог судьбы…
Старший лейтенант рассказывал о памятных событиях далекой годовой давности на переулке Артема, потом в целом о безнадежной, но отчаянной обороне Харькова. Тимофей слушал названия знакомых улиц и площадей, держал в руках хлеб и брынзу, подсунутые Торчком, но тут не до завтрака было.
Земляков оглянулся и скомандовал:
– Останови, Андрей. Ноги разомнем, спины выгнем.
Командир группы отвел Тимофея в тень акаций и сообщил:
– Теоретически ты еще не в нашей службе и детали я разглашать не могу. Но в виде исключения и поскольку мы почти земляки, слегка нарушу. Запрос по твоей проверке пришел, ничего там особо криминального. Но одна деталь тебе, наверное, очень даже интересна. Хотел тебе уже после Плешек сообщить через сержанта, но лучше тебя сейчас ободрить. Вот, прочти…
Часть строк на бланке были густо вымараны чернилами, потому нужное сразу бросилось в глаза:
Отец – Артем Николаевич Лавренко, член партии, участник Гражданской войны, с 1935 и по настоящее время начальник цеха завода № 00351, место проживания город Харьков, ул. Чернышевского 79…
Тимофей молчал.
– Он-он, точно, – сказал Земляков. – Завод частично вернулся из эвакуации, отстраиваются на довоенных площадях. А дом ваш, наверное, позже восстановят. Порядком его побило.
– Я думал, батя на фронте был, – прошептал Тимофей.
– Шутишь, что ли? Начальник цеха такого завода и под снаряды?! Нет, у нас перегибы случались, но все же и разум сохраняли. От таких цехов пользы побольше, чем от танковой армии, – старший лейтенант забрал бумагу, чиркнул спичкой. – Ладно, поехали. Видишь, всё налаживается. А то трусишь больше, чем тогда на косе…
Да, трусил боец Лавренко. Поскольку дело было не военное, а… Страшно, в общем.
Покатили к дому Враби уже в сумерках. Тимофей спрыгнул с машины, на негнущихся ногах двинулся к знакомым воротам. Сапоги и медали гостя были начищены, открытый ворот гимнастерки демонстрировал новенькую тельняшку. Лопатку и вернувшийся автомат сослуживцы отобрали, посему даже с большой кобурой на ремне Тимофей чувствовал себя жутко легковесным. За забором залаял Бук. Окликнуть собаку, да и открыть калитку, гость конечно мог, но сейчас вышло бы неуместно, да и рот открыть не удавалось. Тьфу, онемел, кажется. Нужно было автомат взять, плечо без него перекашивает и вообще надежнее.
Ой,
Тут за спиной рявкнул-гуднул «додж». Но Тимофей шаги, кажется, и до этого расслышал…
Распахнулась калитка, распахнулись черные глаза…
Стефэ была все такой же красивой. Нет, наверное, еще красивее стала. И животик, угадывающийся под передником, ее ничуть не портил.
Совсем по-взрослому схватилась за сердце, а потом повисла на шее:
– Ай, Тыма!
Вот так и получилось. Оказалось, ничего решать не надо, просто к воротам подойти.
Звенел цепью, вертелся у конуры Бук, а честный как оглобля Андрюха в машине довольно явственно сказал: – «ух ты, какая!».
А Стэфэ висела на шее, и всё было понятно.
Из глубины двора надвигался старший Враби.
– Так, явился все-таки, – тут могучий хозяин углядел стоящих рядом с машиной старшего лейтенанта и короткого, но солидного Павло Захаровича, и перешел на русский: – Мимоходом, воды напиться, э?
Приветливо улыбающийся Земляков немедля отозвался:
– Вы, товарищ Враби, ругайтесь, врежьте парню пару раз, но умеренно, с учетом острой военно-политической обстановки. Нам Тимофей нужен, ценен, у командования на него большие планы и серьезные надежды. Товарищ Лавренко необходим фронту и штабу армии! Так что, попрошу без членовредительства.
– Вот жэ как, оказывается, политичэское дэло, – зловеще подивился старший Враби. – И што там штаб армии планируеэ до этого мэлкого кабеля? Допустим, бэз пары зубов он штабу сгодится или нэт?
Стэфа попыталась заслонить ненаглядного гостя, Тимофей ее осторожно отодвигал, но опытный Земляков уже ужасался:
– Как без зубов?! Мы его на командирскую учебу направляем и без зубов?! Нет, давайте там по заднице воспитывайте, или слегка по шее. Да и сами подумайте – он, похоже, в зяти проныривает, а зачем потом семейный бюджет на зубника и вставные зубы тратить? Это же сейчас откровенное разорение и морока. Да и увольнительная у нас только до завтра, на зуботычины времени маловато.
Павло Захарович уже вдвигался в калитку, тянул лапу хозяину для приветствия, затряс. Через мгновение они с Враби распахивали ворота для проезда «спецмашины», как не замедлил отрекомендовать транспортное средство многозначительный сержант Торчок.
Что ели-пили за ужином, и что говорила мама Стефэ, совсем не помнилось. Никто молодых не трогал, сидели на крыльце, тут Тимофея сто раз назвали «дурнем» и столько же раз поцеловали. Слова на язык шли все какие-то глупые, разве что про будущие имена дитенка по делу и поговорили. Потом Стэфа очень-очень просила, чтобы не убили, а если ранят, так чтоб возвращался «хоть каким». Тимофей обещал, что в ближайшее время вряд ли что с ним случится, на учебу поедет, там, может, и одуреешь от наук, но точно не до смерти. А так будет писать, может и не каждый день, но как возможность выдастся, так сразу и всё честно.