Мамалыжный десант

Валин Юрий Павлович

– Я прикрывал? – удивился Тимофей.

– Ну, уж не знаю, как это там вышло, в ваши интимные дела не собираюсь углубляться. Он говорит, что понимает, что ты по служебной необходимости, но все равно тронут и благодарен. Будет с семьей за тебя молиться. Этот его случайный напарник – которого ты шлепнул – весьма странный был тип, напугал бедного майора, особо когда своего солдата прирезал. Нужно будет в «резиновых» документах как следует покопаться. Кстати, товарищи, а у нас пожрать осталось?

Позавтракать удалось только в городке.

Здесь уже настраивалась прифронтовая мирная жизнь, десантники из переброшенных из Одессы подкреплений патрулировали улочки, имелась даже свежесозданная кавалерия – верхом моряки смотрелись странновато, но трофейных лошадей была взято уйма, как не воспользоваться. Развернулся в частных домах госпиталь, прибыли хирурги и медсестры.

Тимофей сидел на крыльце с миской жареной рыбы, ел и удивлялся скорости изменений. Казалось, всего несколько часов назад прыгали на берег в полную неизвестность, а сейчас, пожалуйста – почти все налажено. Да, сутки на войне – уйма времени!

Начальство совещалось, истомленный майор Бэлашэ дрых в тени пустой голубятни. По улочке шагала длинная колонна пленных – руководил ею мобилизованный местный житель с суровым посохом в руках, но румыны и сами шли бодро, довольные и полные надежд – война для них кончилась, живы-здоровы, а это почти и есть счастье.

Боец Лавренко размышлял о возвращении в пехоту. Тут главное, чтоб приличный батальон попался, с остальным разберемся. Автомат жалко, проверенный был, теперь определенно потерялся. Группа будет возвращаться, кажется, ценного Бэлашэ будут в самую Москву конвоировать. Понятно, отдельным рядовым в глубоком тылу делать нечего, им дорога в иную сторону. Но хороший и полезный опыт был получен: и на самолете все-таки полетал, и на катере. Вот только комары, этих могло бы быть и поменьше…

Тимофей осторожно потрогал щеку – отек от укусов уже спадал. Переживем. Боец Лавренко взял еще кусок рыбы.

Из дома вышел старший лейтенант Земляков, судорожно потянулся – сверкнул разошедшимся под мышкой швом гимнастерки.

– Скиньте на минуту, я зашью, – предложил Тимофей.

– Сойдет – так прохладнее и все равно не видно. Рыба-то еще осталась?

Земляков сел на ступеньку рядом, выбрал кусок рыбы:

– Надо же, свежая какая, так и тает. Значит так, товарищ Лавренко. Выдвигаемся мы с тобой в Одессу, переправим ценную задницу твоего пленника. Как ты насчет еще одной морской прогулки?

– Понял. Вообще я хотел в 384-й отдельный батальон проситься – все ж уже знакомые бойцы – но раз надо, так надо.

Земляков хмыкнул:

– Не, с морпехами вряд ли выйдет. Разве что будешь настаивать, оно и понятно – романтика тельников и зычной «полундры» многих влечет. Но вообще тебя хотели при группе оставить. Возражение есть?

– Нет возражений, товарищ старший лейтенант. Просто думал, вы же туда, – растерянный Тимофей махнул в сторону востока.

– Это верно. Мы туда-сюда, вечные штабные шныряния. Но сержант Торчок остается курировать южный фланг фронтов, ему нужны надежные кадры. Завершим дела, отправим тебя на краткосрочные курсы, и вольешься в штат группы.

– Понял.

– Отлично, – Земляков

дожевал рыбу и принялся озираться.

Тимофей протянул тряпицу для рук и кувшин с яблочным компотом.

– Незаменимый ты человек, Тима, – сообщил старший лейтенант, вытирая пальцы. – Моя наставница тебя бы оценила. Ну, ничего, может еще сведет судьба. Сейчас приводим себя в порядок, прощаемся с начальством и в порт!

С подготовкой, как это частенько случается в армии, подзатянулось. Начальство забрало документы и ушло в штаб, Тимофей готовил себя и майора к отправке – пленному пришлось колени на бриджах застирывать, сам-то Бэлашэ… не под те задачи воспитывался, руки из одного места. Но признательный майор развлекал рассказом о дунайской гидрографии и мостах – было довольно интересно.

Чистые и почти подсохшие сидели в саду, когда вернулось начальство. Довольный Земляков обогатился новым «сидором», остальные командиры сурово хмурились.

– Что ж, товарищ Лавренко! Пришло время расставаться, возвращайте временно вверенное оружие, – приказал майор Коваленко.

Тимофей без особой грусти снял с ремня кобуру, передал и заверил:

– Почистил, магазины полные.

– Даже не сомневались – кивнул майор. – Давай сюда, Юра.

Нерода, улыбнувшись, передал черную кобуру. Командир группы открыл, вынул немецкий пистолет:

– Своей властью правильно и полноценно наградить мы тебя, Тимофей, не можем – не имеем полномочий раздавать государственные награды. Но наградить полезной боевой вещью в наших силах. Вот – «вальтер» Р-38, ствол вполне надежный, не хуже «парабеллума».

На «щечке» пистолета блестела серебряная пластинка, было заметно, что гравировали и крепили наскоро, но написали красиво, с завитушками: «Тов. Лавренко за отвагу от 384-го ОНБМП и СМЕРШ(К)».

Тимофей кинул ладонь к пилотке – постарался, чтобы вышло четко, как у старшего лейтенанта Землякова получается – и поблагодарил как положено.

Майор глянул на переводчика:

– Вот что за характерная и узнаваемо-аристократическая манера отдавать честь прививается всему личному составу?

– Инстинктивная традиция, – хитро оправдался Земляков.

Старшие офицеры остались, а вновь принявший командование группой старший лейтенант Земляков и Тимофей с подконвойным выдвинулись в сторону порта. Майор Бэлашэ нес доверенный командиром нетяжелый «сидор», плечо рядового Лавренко отягощал ППС – вручил Нерода, наказав «даже в сортир с ним ходить, а то опять в плавни утянет».

– Вот он, наш красавец, ждет! – обрадовался Земляков, видя у шаткого причала полуглиссер.

Но оказалось, что полуглиссер другой, а группе предстоит идти в Одессу на попутном большом катере.

Донеслись до Одессы быстро, но двигатели ревели так, что разговаривать невозможно. Общались знаками. В вещмешке у Землякова оказались новенькие тельняшки. Бойцы обновили белье – это было кстати. Вот ведь удивительное дело – всю ночь в плавнях Тимофей усиленно полоскался, размок весь, а все равно чешется, что б им…