Маме – мечтательнице, как я
Шрифт:
Когда отец принял предложение Бена, я воображала себе, что вожатый в лагере поет песни у костра, собирает браслеты из бус и играет с детьми в охоту на бекаса. Если бы я знала правду, то ни за что за это не взялась бы. Я не была готова к тому, чтобы нести ответственность за людские жизни, в то же время пытаясь узнать все плюсы и минусы этой работы.
Как и вчера, я вышла на десять минут раньше, волосы развевались на прохладном утреннем воздухе, а мои ноги покрылись мурашками. Потому мне нужно
– Одежда. Хотя бы попробуй носить ее.
Его голос застал меня врасплох прямо перед тем, как что–то пролетело в воздухе по направлению ко мне. Огромная, тяжёлая фланелевая рубашка упала ко мне в руки. Она была мягкой, словно ее стирали тысячу раз.
На этот раз я дрожала не из–за холода.
– Спасибо? – сказала я, в то время как он подошёл ближе, и всматривалась в его неясные глаза и взлохмаченные волосы. Прямо как в то утро.
– Не стоит.
Его голос, все такой же холодный, отдаленный, к чему я быстро привыкла, заставил меня задаться вопросом: не выдумала ли я веселую и светлую сторону Кэллама.
– Уверен, что не хочешь надеть? Все нормально.
Он не поднял головы, пока застегивал липучки на своих сандалиях, но напрягся, когда я двинулась в его сторону. Так сильно он меня ненавидел. Сначала утренние шутки, а теперь ярко выраженное отвращение. Так держать. Финикс. Так. Держать.
– Если бы я не был уверен, то не дал бы ее тебе.
Он поднялся и направился к старому грузовику с прицепом, в котором находилось четыре плота.
– Нужна помощь? – мне пришлось бежать, чтобы поспевать за ним. Когда он не ответил, отвернувшись от меня, чтобы проверить связанные ремни, я кашлянула. – Что от меня требуется?
Кэллам продолжал двигаться вокруг плотов.
– Просто не лезь.
Я вздохнула. Он явно не из тех, кто простит, забудет и будет идти дальше. Я с таким не справлюсь.
– Ладно. Почему бы тебе просто не сказать, что ты хочешь, и не разделаться с этим? – я развела руками. – Я слушаю.
Я пошла вслед за ним к другой стороне грузовика и смотрела, как он проверяет ремни и затягивает их.
– Ты соврала мне. Смотрела мне прямо в лицо и врала, – он хорошенько дёрнул ремешок. – Что ещё говорить?
– Не думаешь, что «соврала» – это немного жёстко?
Кэллам косо глянул на меня. Вернее, пронзил взглядом.
– И как бы ты это назвала? «Увиливала от правды»?
– Я не сказала тебе обо всем этом не для того, чтобы подорвать твое доверие, а чтобы сохранить доверие Гарри.
Он повернулся ко мне, смотря прямо в мои глаза.
– Ну, этот план провалился.
– Несомненно, – глядела я прямо на него. – Так что ты думаешь? Кроме того, что я ужасный человек, принявший
– Если я не могу доверять тебе, то можешь уволиться прямо сейчас, – не моргнул он.
– Да, может и уволюсь. Особенно, если ты собираешься вести себя так каждый раз, когда я ошибаюсь.
Кэллам дёрнул следующий ремешок сильнее, чем следовало.
– Слушай, есть правила, придуманные не просто так. По веским причинам. Если ты им не следуешь, то да, придется покинуть эту работу.
Чем больше он говорил об увольнении, тем больше я хотела сохранить это место.
– Так ты говоришь, что письменное разрешение так важно?
Я заметила, то, как двигался его кадык, когда он сглотнул, словно пытался сглотнуть целое яблоко. Он пытался быть терпеливым со мной. Я хотела отплатить ему тем же.
– Это защищает нас от судебных разбирательств, родителей – от шока, когда они не знают, куда пропал их ребенок. И даёт нам знать, есть ли у этого ребенка особые медицинские показания. Как астма. Или угрожающая жизни аллергия.
Он впился взглядом в мои глаза.
– Так что да, разрешение так важно. Вместе со всеми правилами, что у нас есть.
Я остановилась, чтобы дать себе минуту на обдумывание этих слов.
– Оу.
– Оу, – эхом отозвался он, словно понял, что его слова дошли до меня.
– Мне жаль, – я закусила губу, чувствуя себя ужасным человеком. – Я и не думала. Не понимала, почему это так важно.
– Я доверял тебе вчера. Но сегодня ты в минусе, – ответил он. – Что собираешься делать?
Я заерзала.
– Вернуть твое доверие?
Секунду он наблюдал за мной. А я за ним. Этим утром, в таком свете, его глаза были больше зелёными, чем карими.
– Ну ладно. Твое счастье, что я верю во второй шанс.
Кэллам махнул рукой в сторону прислоненных к гаражу весел.
– Почему бы тебе не сложить их в кузов?
– Уже выполняю, – сказала я, начав работать.
Неужели он простил меня? Он реально просто поверил мне на слово и дал ещё один шанс? Я не собиралась шататься вокруг него, чтобы он изменил свое мнение.
Я начала работать, так как там было, по меньшей мере, несколько дюжин весел. Едва я взяла одно из них, как они все упали на землю. Великолепно.
– Почему этот лагерь так ненавидит меня? – тяжело вздохнула я, задаваясь вопросом, был ли прав Кэллам в том, что мне пора уволиться. В любом случае я, кажется, ничего не могла сделать нормально.
Я ожидала, что он вздохнет и прочитает мне лекцию, но услышала кое–что другое. Смех.
Он смеялся надо мной? Когда я повернулась, чтобы проверить, он прикрывал рот, словно пытался спрятать свою улыбку.