Маме – мечтательнице, как я

Уильямс Николь

– Нет, я просто удивлена.

– Почему? Не я первый думаю не идти в колледж.

– Это понятно, но, не знаю... Ты просто кажешься таким... – я замолчала. Как правильно сказать? – Активным.

– К этому состоянию не относится прохождение стандартных экзаменов и четыре года, потраченные ради бумажки и долга.

Я не знала, почему – его лицо и голос были прежними – но я ощутила, что для него это больная тема. Такая, что человек предпочел бы бежать голым по лабиринту из кактусов, чем говорить о таком.

Конечно, от этого мне

только сильнее захотелось говорить об этом. Кэллам одновременно казался человеком без секретов и с миллионом тайн.

– Где еще активничать, как не в колледже... – он кивнул, словно закрыл тему. Нет уж. – Но ты туда хочешь?

Он вздохнул.

– Не знаю.

– Ты не знаешь, – я посмотрела на него. – Многие знают. Они не знают, подойдут ли их оценки, будет ли финансовая помощь, наберется ли достаточно проходных баллов, но многие старшеклассники знают, хотят они попробовать колледж, или ни за что на свете.

Он пожал плечами.

– Значит, ты встретила того редкого, кто еще не знает, что делать, так что, может, опустим тему? Если обсуждать это с тобой по кругу, мне легче не станет.

Я развернулась и разглядывала туристов, когда добавила:

– А я хочу в колледж.

– Это должно и меня заставить захотеть?

В этот раз он явно шутил. Прогресс. Хоть и на скорости улитки.

– Нет, я так рассказываю личное о себе.

– Вот и молодец, – сказал он.

– Обычно другой человек отвечает тем же, – продолжила я, будто он ничего не сказал.

– Но этот человек так не сделает, – он изобразил улыбку и вскинул бровь. – Ты можешь делиться, чем захочешь, но это не означает, что я отвечу тем же.

Я опустила ладонь в воду, брызнула на него водой.

– Ты извращенец, ты в курсе?

– О, я в курсе. Спасибо за подтверждение, – его фальшивая улыбка начала превращаться во что–то искреннее, пока он вытирал воду с лица.

Я хотела брызнуть на него снова, но он сел прямее.

– Народ, – крикнул он туристам. – Остался последний участок бурного потока. Лучшее мы приберегли напоследок.

Мы добрались до поворота реки, и я увидела, о чем он говорил. Река впереди из стеклянной синей становилась бурной и пенной. Этот участок был самым белым из всех, что мы преодолели сегодня, я и остальные рафтеры крепче сжали весла.

Гарри в группе Наоми издал потрясенный вопль. Мама рядом с ним выглядела так, словно они плыли на эшафот.

– Не забывайте грести, сохраняйте спокойствие и слушайтесь меня, и вам будет весело, – говорил Кэллам.

Я взглянула на него, заметила слабый блеск восторга в его глазах. Он подмигнул и кивнул мне, подбадривая, потому что я могла лишь представлять, как выглядела в тот миг.

– Все будет хорошо. Спускайся дальше.

Я качнула головой, но он вряд ли уловил это. Я боялась не за себя, а потому что мама и Гарри тоже спускались по реке и еще шесть туристов, за которых я была в ответе. Я вдруг ощутила себя ребенком, получившим задание спасти мир от разрушения. Почему

я возомнила, что могу это сделать? Почему притворялась, что знала, что делала, и могла быть в ответе за жизни остальных, когда в остальное время я с трудом несла ответственность за себя?

– Ладно, народ! – ему приходилось кричать, ведь вода бушевала. Вода напоминала большие мыльные пузыри, бьющиеся о камни, так что я собиралась представить большую ванну с пеной. Расслабляющую ванну с пузырьками...

Мы попали на первые потоки, и нос лодки опустился, а потом резко поднялся, и я уже не могла думать о хорошем.

– Гребите! – вопил Кэллам, брызги окружали нас. Почему остальные смеялись? Почему вопили, словно на американских горках? Почему они улыбались и склонялись вперед, словно ожидали того, что будет дальше?

Склонялись вперед? Нет. Так можно было слететь с рафта. Я знала, что нужно грести со всеми, но мне нужно было напомнить им, что важно удерживать равновесие, потому что они явно забыли, а капитан Адреналин был занят управлением рафта, следя, чтобы мы не разбились о лабиринт камней, торчащих из реки.

– Мэрилин! – закричала я женщине справа впереди меня. Может, если я привлеку ее внимание, она передаст послание Майку перед собой, а он – Коулу рядом с собой, и так далее. И да, я выучила имена, фамилии, группы крови и аллергии у всех в группе. На всякий случай.

Мэрилин не слышала меня, и это не удивляло. Я сама едва себя слышала.

Я взглянула на рафт Наоми, а она, как Кэллам, легко и спокойно двигалась по реке. Почему они были такими спокойными, когда мы прыгали, как камень, по реке? Они сошли с ума или я, раз не изображала радость?

Гарри пищал от восторга, двигал ручками так быстро, что весло стало размытым пятном. Мама рядом с ним выглядела так, словно шла по доске над морем. Не я одна паниковала. Мы с мамой ощущали одно и то же. Я не знала, что чувствовать насчет этого... Мы с мамой похожи? Я не на такую жизнь надеялась.

– Мэрилин! – снова закричала я, горло болело от громкости. Все еще ничего.

Если эти безумцы не подвинутся, то слетят с рафта. Я удерживала весло и умудрялась двигать им почти одновременно со всеми, пока двигалась к ней ближе, быстро и понемногу скользила коленями.

Я могла уже протянуть руку и похлопать ее по плечу, но хотела подобраться еще ближе.

– Финикс! Подними голову! – услышала я его крик, но даже так подняла голову на миг позже, чем требовалось. Рафт сильно занесло вправо, а потом отскочила назад, успешно сбросив меня.

Я ударилась о воду и погрузилась, холод реки впился в меня.

Поток бил по мне, утаскивал глубже, будто пытаясь разорвать при этом. Я застыла. На один ужасный миг тело замерло, а с ним и мозг.

Моя голова вынырнула – слава богу, богине и всем за спасательный жилет – и я пришла в себя, тут же отреагировала. Я принялась барахтаться, руки и ноги двигались в стороны, и пенная вода вылетала из–под меня.