Мамка
Шрифт:
сказать, что он недавно побывал в передряге.
– Вот зубы вставлю, волосы отрастут, и никто не узнает ничего.
– Ну, смотри, я предупредил. – Врач поставил свою подпись под историей болезни, и Пашка поехал домой.
Все его погодки уже ушли в армию. Пашка съездил в военкомат, получил военный билет и устроился на работу. От работы не увиливал, поступать старался всегда честно, не выжимая себе привилегий. Через год познакомился с красивой девушкой, приехавшей на практику из мединститута, и безоглядно в неё влюбился. Не откладывая в долгий ящик, этой же осенью сыграли свадьбу. И когда жена через
– Понимаешь, Паша, с инвалидностью у тебя будут льготы, хотя бы на покупку лекарств. И в больницу можешь обращаться без всяких направлений. Сделай это, пожалуйста. Сделай для нас. – И он, обнимая её с пацанами вместе, обещал.
Потом начались поездки по больницам и кабинетам. Много раз он, стоя в очередях или мотаясь через весь город за справкой, а потом в другой конец города – за другой, порывался всё бросить. Но жена терпеливо и спокойно убеждала его закончить начатое, и он снова вступал в бой. Наконец, почти через месяц, он всё собрал и ещё через месяц ему назначили комиссию.
* * *
На комиссию он приехал с вечера, ночевал на вокзале и утром на первом автобусе поехал по адресу. Поехал специально раньше, чтобы попытаться пройти всё одним из первых. Месяц назад он сдавал сюда своё дело, поэтому приехал к заветной двери быстро. Эта широкая чёрная дверь находилась сразу за остановкой и, чтобы не стоять, он сел на лавочку на крытой автобусной остановке. И немножко даже закемарил. Но когда хлопнула входная дверь, проснулся и выглянул из своего убежища. Из «волшебной», как он для себя
окрестил, двери вышли двое. Один – здоровый бугай в дорогом спортивном костюме, с широким лицом и громким голосом. Другой – наоборот, небольшого роста, вертлявый и, как показалось Пашке, заискивающий.
Вначале говорил маленький:
– В общем, Мишенька, всё в норме. К твоей инвалидности никто не придерётся, всё у тебя по закону.
Тот громко отвечал:
– Ну, спасибо тебе, Олегович, помог. Так что говоришь, мышца у меня в ноге сохнет? А? – и он громко захохотал. Маленький суетился, улыбаясь и потирая руки.
– Конечно, деньги не большие, но льготы хорошие, а деньги всегда пригодятся…
– Да, деньги я тебе отдавать буду, мне корочка нужна для дел. – И здоровяк опять засмеялся.
– В общем, Олегович, «будешь у нас на Колыме» – пьём коньяк, жрём шашлык! Хорошо? – маленький хихикал и кивал лысой головой. Здоровяк сел в недалеко стоявший роскошный автомобиль и, прогудев, уехал.
Маленький постоял ещё, оглядываясь по сторонам, потирая руки и внимательно поглядывая на них. Затем зачем-то понюхал правую и, громко хмыкнув, вошёл в дверь, перед этим тщательно вытерев ноги. Посмотрев на часы, Пашка подошёл к заветным дверям.
«Буду здесь стоять, а то набегут сейчас инвалиды! –
Пашка был в очереди самый первый. Но, когда услышал из кабинета «очередной, входите», вдруг засомневался и пропустил вперёд пожилую женщину, которая громко ругала власть, не дающую ей инвалидность, хотя она всю жизнь «корячилась» на стройке, да ещё, как оказалось, зря. Она всё время спрашивала его с издёвкой:
– А ты-то чего? Ведь молодой и морда нормальная, и не хромаешь, а туда же…
Как назло, позади его все оказались пожилыми претендентами на инвалидность, и за него никто не заступился.
Минут через двадцать женщина выскочила, радостная, словно выиграла в лотерею очень много денег. Мужик, который был за нею в очереди, поднялся и пошёл в кабинет. Пашка сказал, что его очередь, но мужик, не слушая его,
спокойно зашел и закрыл дверь.
– Моя очередь будет, ладно? Я же пропустил женщину, а мужик сам прошёл. – Пашка встал и подошёл к двери.
Здесь вообще стал чувствовать себя, как, наверное, лошадь на продаже. На него все стали оценивающе смотреть, только что зубы показать не просили. За время, которое мужик был в кабинете, Пашка взмок. Через полчаса он всё-таки вошёл.
Маленький кабинет с ширмочкой. Слева сидит женщина лет сорока, тёмная, в чёрных роговых очках, с большой родинкой между верхней губой и носом. Прямо – тот самый лысый мужик, которого он видел утром около больницы. Справа – ещё одна женщина, прямая и дородная, возвышающаяся над столом, как гора. Эта смотрит прямо, на пальце теребит толстое кольцо и тихонько мычит.
Пашка назвал фамилию. Чёрненькая быстро нашла пачку его документов и, начав листать, стала невнятно торопливо читать.
– Когда упал, трезвый был. – Мужик, приподняв плечи, был похож на орла, – и что, действительно, одиннадцать дней был без сознания? – Пашке было стыдно, он ведь был выпивший тогда, но ответил утверждающе.
– А как же ты выжил? – чёрная с недоверием шевелила бумажки, – может, и не так всё страшно было?
Пашка совсем потерялся. Помолчав, ответил, стараясь держать себя в руках:
– Может, и не страшно, не помню, точнее не знаю, какой был тогда. Но сейчас очень голова болит, почти постоянно. И тошнит…
– Понятно, – прервал его врач-мужик, – раздевайся до трусов.
И началось. Сначала к себе подозвала врач-Гора. Эта стучала по коленям, проводила острой ручкой по животу, отчего Пашка вздрагивал, заставляла показывать язык и доставать рукой до носа. Все эти манипуляции она громко озвучивала: «Реакция нормальная, язык чистый, немного правит, координация нормальная, в нос попал со второго раза…»
А Пашка, слыша всё это, как мог, старался, как бы желая понравиться врачам. Подошёл Лысый. Этот сначала заставил опуститься на корточки, затем, держа сзади за плечи, приказал подниматься. Подняться было очень трудно, но Пашка, отчаянно напрягшись, заваливаясь на левую ногу, всё-таки встал.
– Хорошо, – Лысый показал на лежак за ширмой, – ложись. – Руками согнул ему колени, потом подал обе руки, с выставленными указательными пальцами, – жми сильнее, сильнее.
Пашка жал, что есть силы – так жал и старался, что вспотел. Лысый тоже что-то комментировал, но быстро и невнятно, поэтому в голове Пашки ничего не оставалось.