Мамка
Шрифт:
– Три тысячи, – он неожиданно расстроился, – всего-то…Вот и пожалуйста, размечтался…
Когда он торопился из клуба, то мечтал хотя бы о пяти, поэтому сейчас почувствовал себя словно обворованным! Но нет! Развернув деньги, как игральные карты, веером, на свет, он радостно вскрикнул:
– Хоп!
Средняя купюра была пятитысячная. Значит, всего семь! Так-то… Он, радостно притопнув замёрзшей пяткой о крыльцо, заскочил в дом, предварительно спрятав деньги в уже знакомый им карман!..
* * *
Мать,
– Никак нагулялся? – и, рассмотрев его довольное лицо, добавила: – Али премию председатель сподобил?
Сёмка даже растерялся. Ведь он, пробираясь по грязи домой, уже эту радостную сцену вручения денег отрепетировал…
– На, мам! Вот ещё к тем деньгам доложи, копейка к копейке – глядишь, и перезимуем без хлопот. А летом опять заработаю, чай руки-ноги есть!..
А тут, она словно по глазам прочитала, неинтересно и буднично как-то.
Семён, уже без улыбки, подошёл к столу и положил смятые деньги.
– Вот ещё, правда, премия. За хорошую и ответственную работу, сказали.
Мать крепко и нежно обняла его, а он, уткнувшись ей лицом в грудь, сам того не ожидая, вдруг соврал:
– Ещё сказали, на тот год ждут. Мол, им такие ответственные работники нужны, чтобы работать могли!..
Улыбающаяся мать ещё крепче прижала его голову к груди и поцеловала в макушку:
– Кормилец!
* * *
Отец Семёна ушёл от них четырнадцать лет назад. Был он пришлый из города, попавший в деревню ещё отрабатывающим практику студентом. Познакомившись с Галей, будущей Сёмкиной матерью, он влюбился в неё и, как обещал, вернулся после армии к ней. Ни с кем не советуясь, они скоро поженились, не дождавшись приглашённых на свадьбу родителей жениха. Те сообщили, что не для такого счастья они воспитывали сына, чтобы тот остался в деревне с коровами!
Отец Сёмки остался и первое время кинулся в работу. Но, полуразваленный в девяностые годы прошлого века колхоз поднимался с колен трудно. И очень скоро многие убежали от тяжёлой, почти бесплатной работы в город, за «потерянным кем-то лёгким рублём»! Среди них и отец Сёмки.
Сначала растерянная мать лгала уже совсем всё понимающему и любящему отца сыну всякие небылицы про командировки. Но после почти годового молчания мужа, созналась сыну, что отец где-то потерялся. Сын, вдруг став серьёзным, сжав кулачки, по-взрослому рассудил:
– Я так и знал, мама. Так и знал… но не думай, я вырасту и найду его!
Затем он долго плакал, уткнувшись лицом в маленькие мягкие ладошки, так и уснув в безутешном детском горе. Сама же Галя не спала совсем, но плакала без слёз. Слёз уже не было…
* * *
Утро субботы проснулось серым и грустным. Сёмка давно не спал и неотступно смотрел на жёлтую в детских картинках штору, закрывающую окно уже
– Шторы-то хорошие… Плотные и цвет как раз по комнате… они ещё лет пять-десять провисят, если их не трогать!
Сын «раритет» теперь не трогал и даже терялся, когда мать иногда снимала их стирать.
Из кухни через неплотную дверь потянулся вкусный запах завтрака. Парень принюхался.
«Оладушки на простокваше или блинчики на молоке?» – запахи и того и другого были похожи, к тому же он самозабвенно их любил. Особенно со свежей сметанкой! Или с мёдом – золотым и ароматным, или на худой конец со сгущёнкой. Семён радостно потянулся, прохрустев всеми косточками, незамедлительно встал и решил окончательно: «Сегодня ещё в сарае почистить, пока на улице слякоть, а к вечеру баню сладить…»
Он был прост, честен, трудолюбив и бесхитростно наивен, словно древний старик – всё знающий, но и всему верящий!
* * *
Всё-таки это были блины! Сёмка быстро доскочил до сарая, в котором был сделан «почти тёплый туалет», а на обратном пути тщательно, с фырканьем, умылся с головой под длинным, во всю веранду сливом, устроенным из разрезанных на две полосы широких поливочных труб. Вода конца сентября, льющаяся серебряной струёй, была уже стылая, тяжёлая и натурально пахла льдом, который он, пацаном, часто набирал в рот на озере, где играли в хоккей! Наплескавшись и ощущая в теле здоровый озноб, парень заскочил домой и стал обтираться махровым полотенцем, разгоняя по коже бодрящий огонь!
Мать, улыбаясь, поглядывала на него. Семён видел это и радовался!
– Ты, сынок, аккуратней. Не хватало ещё какой насморк перед зимой заполучить…
Сын молчал, понимая, что действия его одобряют, долго, по случаю выходного, завтракал вначале блинами со сметаной, затем опять же блинами, но с мёдом. Мать явно что-то хотела сказать, но терпеливо дожидалась, когда он насытится и, только убедившись в окончании трапезы, начала:
– Ты бы, сынок, съездил назавтра в город на рынок или на барахолку – как её там…
Сёмка поднял удивлённо брови, но мать продолжала:
– У тебя на осень даже курточки нет нормальной. А тут эта премия, она же не учтена нами, понимаешь? Это словно подарок неожиданный или находка. Ну и разойдётся по мелочам незаметно. Так что езжай-ка завтра и купи себе обнову – заслужил!
Сёмка обрадовался предложению, но, понимая отсутствие в семье достатка, засомневался… Но заботливая мать окончательно убедила его в правильности этого решения.
– Самое-то главное – не дай Бог, простынешь по осени в своей старой куртёшке. Как буду одна всё тянуть?