Мамочка из 21-го бокса
Шрифт:
Мне пришлось миновать несколько коридоров прежде, чем я попала в нужное место. В последнем – не горела лампочка. Я шла быстро. Вдруг из темноты послышался какой-то шорох, и чей-то голос сказал: «Опять ты?! Эй, мамочка из 21-го бокса? Так ведь»? Я вздрогнула от неожиданности.
– Да, я это.
– Ты когда-нибудь спишь? Все время у тебя какая-то работа. Отдохнула бы. Как ни погляжу – то ты пол моешь, то с ребенком занимаешься, то вон с этими бутылочками носишься… – говорила старая санитарка, спящая на диванчике возле входных дверей.
– Так ведь все надо что-то, – ответила я и прошла дальше.
В
Утром была беготня. Все носились по больнице. И я в том числе.
– Бокс помойте. И стены в нем тоже, – зашла к нам санитарка.
Она ушла, а мы дополнили: «Ага – щас!»
Ко мне прибежала молодая медсестра и сказала, что за нами приехал муж, который ждет в коридоре.
– Вот – одежду на выписку привёз, – показала она мне пакет.
Сама же из него всё достала и стала одевать Варвару. Я тоже собиралась. Накрасила глаза, заплела косу, переоделась – я приготовилась за десять минут.
– Уезжаете уже? – прибежала откуда-то Танька.
– Да. Все, слава Богу.
– А я так только после обеда. Пойдемте, провожу.
Мы шли по общему коридору, озаренному теплым светом. Алёна несла Варюшку, я и Танька бежали рядом.
Вадик ждал, переминаясь с ноги на ногу.
– Держите дочку, – произнесла Алёна, передавая ее в руки мужа.
Он весь покраснел и сказал: «Я боюсь».
– Держите-держите, – ещё раз повторила медсестра. Он взял. Я подала конфеты и Шампанское. Мы обнялись с Танькой на прощание, поцеловались, нашу семью сфотографировали, и мы отправились на выход.
По ступенькам муж шёл осторожно, боясь поскользнуться и упасть. На улице нас ждала машина. Я первый раз за месяц вышла на воздух. Казалось, что он меня опьянит. Было ощущение, что я попала в другой мир. Вадя сел на заднее сидение с нашей малышкой, а я – вперёд.
Мелькали дома и проспекты, рекламные плакаты и вывески. Всё светилось и говорило о весёлой жизни. «Вот она – жизнь! Красивая, счастливая, здоровая! Вот такой она должна быть», – думала я, сидя в кресле автомобиля. Месяц заточения прошёл. Теперь всё будет хорошо. Никаких уколов! Никаких процедур! Я ликовала! Я дышала полной грудью. Из замкнутого пространства, мира боли и нервозности я попала в страну свободы. Правда, свобода эта оказалась достаточно мнимой.
Глава II
Покой нам только снится…
«Ты помни: время – лекарь,
но если действие пойдёт наоборот,
то этот врач народный станет зверем
и облачится, не пойми во что.
Бывает, что лекарство лечит.
Но нужно меру знать и не перегибать.
А ты, несчастный, просишь быть без гнева. Но разве прав ты? Отвечай! Ты прав?»
Мы приехали домой. Двери моей квартиры мне открыла Танька, в другой комнате стояли ее муж и дочь. Я была приятно удивлена – они все прибрали, приготовили поесть и истопили печь. Войдя в комнату, увидела на окнах красивые желтые шторы, о которых я так когда-то мечтала. «Дарю», – сказала Таня. Всю квартиру она украсила яркими воздушными шарами. Мне
– А где мама? – спросила я сестру.
– Она заболела. Поэтому не пошла.
– Ой, какая хорошенькая! Можно я ее подержу, – просила племянница.
– Нет, она еще слабенькая. Да и ты еще мала для этого.
Варя тихо спала в своей кроватке. Мы пошли на кухню. Танька не переставала меня разглядывать.
– Господи! Как ты похудела! Ты же просвечиваешь!
– Еще бы!.. На двенадцать килограмм…
– Бедняжка, похудеешь там!..
– Да уж. Я и представить не могла, что у меня! У меня! Будет депрессия.
– Никто не мог. Так вышло. Ты молодец, ты у нас сильная.
– Я не могла по-другому, это же мой ребенок. Я за нее в ответе.
– Ты права. Ладно – отдыхай. Мы позвоним ещё.
«Юлька, одевайся!» – крикнула Таня дочь. Они ушли. Мы остались втроем. Вадик долго всматривался в мое лицо, а потом сказал: «Милая, у тебя лишь нос да глаза остались. Как ты всё выдержала?»
– А по мне не заметно? – спросила я.
Он посадил меня к себе на колени и обнял. Казалось, что сердце сейчас выпрыгнет из моей груди. Но не оттого, что я так соскучилась и была рада его видеть. Нет. Не от этого. Я в ту минуту вообще не могла себя понять. Было ощущение, что меня обнимает чужой человек. Я не испытывала к нему никаких чувств. Это от обиды? От того, что ему не довелось пережить, что и мне? А может, когда рождается ребенок, любовь мужчины и женщины умирает, возрождаясь в нём? Что случилось? Почему так пусто и гадко? Что?
Я смотрела в его глаза и не видела того огонька. И в моих глазах его тоже не было. Потух? Угас? Куда он пропал? Все забито нервами и истошными воплями обиды и непонимания. Я устала. Я не хочу любить за нас обоих. Я не хочу куда-то рваться. Я хочу упасть на чью-то грудь и рыдать. Хочу, чтобы меня успокаивали и говорили, что «всё будет хорошо». Я хочу встать за сильную спину и идти за мужчиной след в след. Я хочу, чтобы вёл он, а не я.
День пролетел незаметно. Меня никто никуда не дёргал. И мне некуда было спешить. Самое главное, чтоб смесь была наготове – я решила дать себе отдых и кормила ребёнка молочной смесью. Отдых, правда, не получился. Каждые три часа нужно было вставать, наводить смесь, потом остужать её и выпаивать всё Варе. Первые три дня были великолепны. Вадик вставал утром рано, затапливал печь, носил воду. Я в это время управлялась с ребёнком. Что ещё для счастья нужно? А одной ночью он меня и вовсе рассмешил…
Я проснулась от Вариного крика. Она была вся сырая. Я ткнула мужа локтем в спину и прошептала, чтобы он принес воды. В это время я кормила Варю. Его долго не было. Потом открылась дверь, в которой появился мой благоверный. Вошёл с закрытыми глазами и целой бутылкой молока.
– На, – протянул он мне смесь.
– Зачем? – хихикнув, спросила я.
– Ну, ты же просила.
– Я просила воды, чтоб помыть ребенка, а ты принес молока. Вон у меня и так его целая бутыль!
– Да? – удивился он. – А я подумал, что надо смеси.