Мамонты
Шрифт:
Хлопушка: «Они не пройдут», пробы актеров, дубль два…
Теперь они сидели за столом в этой крохотной комнатке и, прямо скажем, не без аппетита хлебали из тарелок украинский борщ со сметаной, которым их потчевала мама Галя.
Она опять отлучилась на кухню. И они остались вдвоем — двое мужчин, Санька и Ганс.
Но сколько же можно угрюмо молчать, сидя друг против друга? Надо бы затеять какой-нибудь приличный разговор. А о чем еще вести разговор мужчинам, если не о войне?
— Вот, когда вы там воевали… —
— Один раз… был страшно, — признался гость. — Когда мы, шуцбундовцы, уходиль в Чехословакай… На лыжи, через границ… был ночь, и это… фью-у-у-у…
Он засвистал, подобрав губу. Рукой закружил в воздухе.
— Буран? — подсказал Санька.
— Зихер. Бу-ран… Мы нитшего не видеть, а сзади нас стрелять жандармы… Абер… но они тоже нитшего не видеть. Пуф, пуф — не попаль…
Он засмеялся.
Но мальчик не стал ему подхихикивать. Спросил строго:
— Зачем же вы удирали? Вот вы удрали — и там теперь Гитлер, фашисты…
— Нет, в Австрии не Гитлер, а Дольфус. Но он тоже фашист…
Очень странно, но здесь, в этой комнатушке, за обеденным столом, гость объяснялся по-русски куда уверенней, нежели там, во дворе. Во всяком случае, они вполне понимали друг друга.
А тут мама Галя принесла с кухни жаркое и, щедро выкладывая его на тарелки, поведала сыну.
— Представляешь? У него высшее техническое образование. Там, в Вене, он работал инженером. А здесь — стал к станку, будто простой фабзайчонок…
— О, рихтиг! — понимающе закивал гость. — Но сдэсь, в Советски Союз — кто ест власт? Работши класс, диктатур пролетариат, да?.. — Он ткнул себя пальцем в грудь. — Их виль… я тоже хотеть быть — работши класс. Пролетариат!
Санька едва куском не подавился: ишь, пролетарий выискался! С эдакой буржуйской бабочкой…
Маму Галю тоже разбирал смех.
Не сдержал хохотка и Зигфрид Кюн, сидевший со мною рядом. Выжидающе покосился сбоку: нравятся ли автору актеры? Не всё еще, конечно, гладко, ведь это — кинопробы…
Да, я знал по личному опыту, что такое кинопробы. На всю жизнь запомнил, как в павильоне Одесской киностудии мне, ребятенку, влепили исподтишка по голой заднице — для реализма, чтобы я заплакал. Ладно, дело прошлое.
Мне нравились актеры, которых пригласил для участия в фильме режиссер.
В первую очередь это касалось маститого Юргена Фрорипа, который, как и было договорено в Берлине, приехал сниматься в Москву.
Я мог лишь дивиться тому, что он даже внешне обладал непостижимым сходством с тем подлинным и еще живущим на свете человеком, который послужил прототипом Ганса Мюллера. На самом деле его звали Ганс Нидерле, в русском обиходе — Ганс Иоганнович Нидерле.
Те же густые темные брови при светлой шевелюре; те же тонкие, но не злые губы, умеющие расплываться в широкой улыбке; та же лепка лица; тот же рост, та же молодцеватая стать спортсмена… Правда, он был несколько старше того Ганса, которого я увидел впервые в столовке «Инснаба», а потом, в своем киносценарии, привел во двор условного
Сгодилось, как того и хотел режиссер, весьма приблизительное знание актером русского языка, хотя он и приехал из ГДР, где владение этим языком считалось признаком добропорядочности. Вот уж кому не надо было обладать особыми профессиональными навыками, чтобы забавно и самым натуральным образом коверкать русские слова. Юрген Фрорип на самом деле выговаривал их с трудом, с мучительной натугой. И не в укор будь сказано, что он их совсем не знал, а лишь заучивал наизусть по бумажке, где русские слова были записаны латинскими буквами, и порою они у него напрочь вылетали из памяти, и тогда оставалось лишь прибегать к языку жестов.
Это весьма наглядно проявилось в момент моей первой встречи с немецким актером в студийном коридоре.
Мы с Леной Цициной, редактором будущего фильма (да, это именно она звонила мне в «Молодую гвардию»), спеша на съемочную площадку, столкнулись нос к носу с выходящим из гримерки Юргеном Фрорипом. Он был в гриме, в пальтеце с шарфом, в шляпе с перышком, с той самой дурацкой бабочкой на шее. Он шел прямо на нас…
Лена Цицина, зардевшись, как обычно, при встрече с красивым мужчиной, тем более — иностранцем, и уже зная, что он по-русски ни бум-бум, только по бумажке, всё-таки не растерялась, а приветственно, хотя и шутливо вскинула над плечом сжатый кулак: мол, салют, товарищ, рот фронт!..
На что Юрген Фрорип, тоже, конечно, в шутку, но, вместе с тем, давая понять, что кое-что знает про фильм, в котором будет сниматься, — остановился, выпятил грудь колесом, щелкнул каблуками и вскинул вытянутую наискосок руку — вперед и вверх! мол, хайль Гитлер, дорогие товарищи!..
Вот в такой балаганной обстановке и произошло наше знакомство.
Но впоследствии все убедились в том, что приглашение знаменитого Юргена Фрорипа на роль Ганса Мюллера было попаданием в точку.
Очень понравился мне и мальчик, тот, что пробовался на роль Саньки Рымарева.
Мальчика звали Женей Герасимовым. Нет, он не состоял в родстве с вгиковским Герасимовым, у которого учился Зигфрид Кюн, просто однофамильцы.
К моменту съемок ему уже исполнилось двенадцать лет. То есть, он был почти вдвое старше того героя, которого ему предстояло сыграть, если утвердят пробы. Но, опять-таки, следовало учесть, что события в фильме «Они не пройдут» были растянуты на добрый десяток лет, если, конечно, этот десяток, эти годы можно считать добрыми. Ведь дети очень быстро растут, и если на каждый годок брать нового исполнителя, то актеров, уж точно, не напасешься.