Маморитаи
Шрифт:
Короткий стрёкот орла поставил точку в импульсивном спиче младшего Учиха. Повисшая неловкая, напряжённая тишина не играла роли для плещущихся недалеко карпов, для шелеста листьев, поддающихся ветру, ни для жужжания перелетающих с бутона на бутон пчёл. Никому не было разницы, что между последними Учиха накалился воздух, разогреваемый их взглядами.
Первым контакт прервал Итачи. Он опустил взгляд на гладкую поверхность стола, упёршись в ровные строчки иероглифов, исписанных спешащей рукой ирьенина — вот кого точно заставили работать там, где в помощи нет нужды.
Саске
— Прощу прощения, если со мной ты чувствуешь, что с тобой что-то не так.
— Нет, брат…
Саске осёкся под уставшим взором реннегана. Прежде чем Итачи успел продолжить говорить младший Учиха развернулся на пятках, спешно покидая территорию сада под пристальным вниманием брата.
Лишь оставшись в одиночестве Итачи утомлённо помассировал переносицу, словно это может снять забившуюся в теле вялость. Он был рад видеть младшего брата, конечно, однако почти каждая их беседа заканчивается подобным образом. Хотя ещё никогда дело не доходило до криков. Из него получается ужасный старший брат. Наверное, ему придётся извиниться перед могилами родителей в следующее посещение кладбища.
***
Каждый раз идя по усеянному мертвыми тушами пауков проходу он ощущает как серые краски светлеют.
Каждый раз подходя к скрытой мглой тумана лестнице конечности на жалкие мгновения каменеют.
Каждый раз вставая у скрипящих створок монолитных врат с знакомым цветком смерти узел в грудной клетке пульсирующе сжимается, а настигшая при спуске теплота будто не существует вовсе.
Каждый раз заходя внутрь — сам не замечает насколько ускоряется. Возникший интерес к истории, рассказанной фресками угасает, стоит посмотреть на тело той, кого навещает каждый месяц, к неудовольствию младшего брата.
И в конце концов, каждый этот раз заполняет внутри скребущую тоску, подобно таблетке — исцеляет терзающую весь год боль.
Итачи опускается на колени перед висящей Изуной и всё напряжение исчезает, как всегда, стоит зайти внутрь зала. Его лицо не выражает ничего, пускай плечи расслабляются, а вся тяжесть растворяется. Он смотрит внимательно, обходя каждую чёрточку, будто она вот-вот очнётся, улыбнётся и произнесёт нечто родным голосом.
Итачи ничего не делает продолжительные минуты, пока не достаёт дневник и не раскрывает его, проводя шершавыми пальцами по корешку, исписанным листам и иероглифам, складывающихся в абсолютно новую запись.
Эти дополнения приходили на протяжении всего года. Маленькие кусочки, как мозаика, строили полную для него картину характера, тайных стремлений, бессмысленных мечтаний и не рассказанных в воспоминаниях событиях Изуны. Вот и сейчас — желанные строки писались на глазах у слегка улыбнувшегося
Иногда Итачи думает, что сходит с ума. Потому что даже в компании любимого младшего брата тоска не уходит. Лишь приглушается.
Итачи потерял одного из двух людей, держащих его на этой земле живым. Ему не хватает младшей сестры — весь мир кажется пустым. И сложные отношения с Саске не облегчает борьбу с дырой в груди. Какая-то его часть ушла вслед за Изуной.
Давая долгую жизнь джинчурики Десятихвостого Изуна не предполагала, что он покинет этот мир после смерти последней важной его части — Саске. А до этого момента…
Покой навечно покинул Учиха Итачи.
Итачи едва заметно усмехнулся, когда дочитал последнюю строчку стиха, написанного дорогой сестрой, и на несколько минут закрыл глаза.
Предательство — моя боль, моя погибель,
Непростительна, но за жизнь Твою, свою Я отдам
Брат, мое дорогое сердце
Любовь к тебе нерушимая
Моя душа — твоя, чтобы спасти
В этот момент я вижу
Глубину нашей связи,
Сильнее любого обмана.
Моя сердце болит, зная, что
Я выбрала иной путь,
Но все же я буду рядом с тобой,
Ибо я связана навечно,
Чтобы защищать и лелеять
Твою глупую, но драгоценную жизнь.
В самые темные дни
И в самые бурные ночи
Ты мой свет, ведущий к жизни.
Хоть ты и жаждешь упасть в бездну
Я буду там, чтобы поднять тебя,
Буду там, чтобы спасти и уберечь.
Независимо от цены,
Я отдам все ради тебя.
Такой глупый, такой родной, Старший Брат.
И в самые тёмные времена Итачи не забудет очередной факт о любимой младшей сестре — она, как и Саске, ужасно пишет.
Отчего-то это знание вызывает весёлый смешок.
Итачи встаёт с насиженного места, делает уверенный шаг вперёд и приподнимает лицо Изуны двумя пальцами за подбородок, чтобы оставить нежный прощальный поцелуй на ледяной коже.