Манчестер Блю
Шрифт:
– Вот это да! – сказал он Ронейну, когда за секретаршей закрылась дверь.
– Оставь свои шуточки, – мрачно проворчал тот. Ронейн сидел за большим столом, почти незаметный в огромном администраторском кресле.
– О такой должности всю жизнь можно мечтать, а? Главный координатор по связям с общественностью.
– Прекрати, я сказал. Я не рвался к этой работе.
– Знаю. Но кто-то ведь должен ее делать.
Ронейн устало покачал головой:
– У них это называется продвижением по службе.
Маршалл уселся напротив Ронейна.
– Пусть
– Это тебе за то, что ты противишься системе.
– Черта с два. Это за то, что я доказал неправоту этих ублюдков. – Дверь открылась, и вошла секретарша с двумя чашками кофе. Маршалл поблагодарил и подождал, пока она выйдет. – Знаешь, какой у меня будет отпуск? Полгода. Накопилось за несколько лет. И теперь мне предлагают эти отпуска использовать. Все сразу. Да что я, черт побери, буду делать полгода?
– Сидеть на берегу? Строить замки из песка?
– Ну ладно, Ронейн. Помоги мне. Я даже готов ловить мелких уличных торговцев.
– Жаль, что у тебя нет семьи. Или кого-нибудь, кто мог бы разделить...
– Ну нет и нет, – прервал Маршалл. – Зараза, так они меня и в отставку отправят.
– Шла речь и об этом.
– Ты шутишь.
– Ничуть.
– И что их заставило передумать?
– Я. Пришлось крепко биться за тебя, Маршалл. Они не любят волков-одиночек.
– Мы все волки-одиночки. Эта профессия не для нормальных, так ведь?
– Возможно. Но существуют правила игры. Нужна единая команда. Будем откровенны. Когда ты следуешь своей дурацкой интуиции, ты хватаешь через край.
– В Эль-Пасо я был прав.
– Ты ошибся.
– Кто говорит?
– Разведка.
– Как это?
– Тот груз был приманкой, а основной шел следом и прошел беспрепятственно. Скорее всего, он предназначался для Европы. Если бы нам удалось его проследить, то мы накрыли бы крупнейшую сеть Кали.
– А разведка не ошибается?
– Сведения совершенно точные.
– Вероятно, через Ирландию.
– Они так не думают.
– Но они не знают. Про груз было известно заранее?
– Да.
– Почему же нам не сказали?
– Сбой в системе оповещения.
– Ну натурально. У них все через задницу, как у негров.
– Оставь свои южные предрассудки.
– Ни хрена себе, предрассудки! Да я терпеть не могу черномазых.
– Знаю, ты всех терпеть не можешь. Китаезов, евреев, фашистов, священников. И особенно себя. Послушай, Маршалл, я долго с тобой работал. Видел тебя в деле, когда нас обкладывали со всех сторон. Помнишь Милкена? Он был черный. Спасая его, ты получил две пули. Вот твоя натура – мягкая, как воск. Так что не надо рассказывать, будто ты кого-то там терпеть не можешь. Мне кажется, ты просто страдаешь.
Маршалл помолчал и сделал несколько глотков кофе.
– Это ничего не меняет, – сказал он наконец. – Я должен чем-то заниматься.
– Поезжай
– Очень оригинально, Ронейн.
– Отдых идет на пользу.
– Я уже слышал об этом.
– Поверь мне. Да, у тебя нет семьи. Но когда я чувствую, что больше не могу, я еду на рыбалку. Просто беру отпуск, сажусь в фургон и отправляюсь куда-нибудь в тихое место. Трудно жить в большом городе, а в Сан-Антонио большинство из нас с удовольствием бы отдохнули.
– Полгода?
– Да ладно тебе, Маршалл. Будешь себя хорошо вести, я, возможно, приеду навестить тебя.
– Серьезно?
– Вполне. У меня остался неиспользованный отпуск. У детей каникулы. Мне всегда хотелось увидеть Аламо. Ты-то его видел?
– Нет.
– Живешь в Сан-Антонио и ни разу не видел Аламо?
Маршалл пожал плечами.
– Нет. Только проезжал мимо. Есть же жители Нью-Йорка, никогда не поднимавшиеся на Эмпайр-Стейт-Билдинг! – Он усмехнулся: – Так что ты сам мне покажешь, когда приедешь.
– Ладно.
– Я знаю, там прекрасные хот-доги.
– Да?
– Совсем рядом с Аламо. Хот-доги длиной в милю с ароматным луком. Никогда не ел вкуснее.
– Угощение за мной.
– Не оставят же они меня на полгода, а?
– Не знаю. Не забывай, что ты раскрылся. Теперь за тобой будут охотиться.
– Ну и, что? – Маршалл пожал плечами. – Это нелепо, Ронейн. Отдаешь всю жизнь управлению, даже готов умереть за него, и вдруг тебя выбрасывают, отсылают домой и велят не звонить, мол, когда понадобишься, сами вызовем.
– Ну, мало ли что за это время может произойти.
– Я хотел бы еще раз побыть в деле, перед тем как меня отправят гулять.
– Это не в моей власти. Меня вынуждают умыть руки.
– Ты, бля, прямо как Понтий Пилат.
– Его-то по крайней мере отправили домой к жене, к детям.
– Только один раз. Мне бы хотелось сделать что-нибудь... стоящее.
– То есть?
– Просто нечто значительное. Что оправдало бы мое существование, придало бы смысл всей моей работе.
Аэропорт Лоуген
Бостон
Массачусетс
Тони Куигли, сорока трех лет, был одним из крупнейших ирландских предпринимателей. Созданная им империя включала прессу, телевидение и недвижимость. Он был столпом истеблишмента, и у него хватало благоразумия не лезть в политику у себя на родине. Обычно из таких людей выходят премьер-министры.
Беда заключалась в том, что Тони Марли Куигли был мертв.
Его обнаружили в машине в два часа ночи в одном из переулков Бостона" с пулевым отверстием в черепе. Сидящая рядом жена в вечернем наряде из Парижа стоимостью 30 000 долларов тоже была застрелена. На заднем сиденье лежал убитый ударом ножа в шею его деловой партнер. Все трое возвращались в гостиницу после вечеринки. Куигли верил в то, что он сам вершит свою судьбу, и никогда не держал шофера.