Манчестерский либерализм и международные отношения. Принципы внешней политики Ричарда Кобдена

Доусон Уильям

Свою цель я вижу в изложении концепции внешней политики, которую предложил Кобден; в частности, я намерен показать, как можно применить вытекающие из нее выводы к позднейшим международным событиям и трудным задачам, которые сегодня стоят перед английским государственным руководством в сфере иностранных дел. Именно эта сторона политического мышления Кобдена позволяет ему занять уникальное место среди государственных деятелей средневикторианской эпохи. Может быть, грядущие поколения его соотечественников, так же, будем надеяться, привыкшие к миру, как собственное поколение Кобдена и наше поколение привыкли к войне, с восхищением и благодарностью будут вспоминать его бескорыстные труды на этом поприще.

Исторический обзор такого рода естественным образом подразумевает сравнения и противопоставления с событиями и тенденциями нашей эпохи; возможно, именно в этом

его главная ценность. Если обратиться к нашей собственной стране, то можно со всей определенностью сказать, что в начале этого столетия в нашей системе государственного управления произошел очень серьезный сбой. Действующее правительство с легким сердцем связало страну обязательствами, всей тяжести и неопределенности которых оно, как выяснилось, в то время совершенно не представляло. То же самое произошло в напряженные месяцы 1919 г., когда после опустошительной и изнурительной войны судьбы Европы решались в Париже, – месте, тогда менее всех в мире приспособленном для ведения столь сложных и болезненных переговоров, – переговоров, требовавших спокойного размышления, взвешенных решений и полной свободы от любого внешнего воздействия.

Мне довелось провести несколько недель в этом городе в критический период мирных переговоров; ко мне обращались за консультациями по некоторым территориальным вопросам. Через несколько дней пребывания в этой ядовитой, пропитанной ненавистью атмосфере меня ни на минуту не оставлял неотвязный вопрос: «Почему здесь? Что хорошего может из всего этого выйти?» В запомнившейся мне беседе с президентом Вильсоном он употребил слова «повальное сумасшествие»; они в точности передавали настроение Парижа и Франции тех дней. Возможно, было бы интересно поразмышлять о том, как эта атмосфера действовала на психическое состояние тех, или по крайней мере некоторых из тех, кто обсуждал мирные условия в столь враждебной обстановке. На свою беду мир знает, что итогом стал ряд навязанных мирных соглашений (из всех противников лишь Турция по невероятному стечению обстоятельств отважилась не признать вынесенный ей приговор); каждое из них, каковы бы ни были намерения его авторов, является непосредственным поводом к будущей войне.

То, что совершили и были готовы совершить представители других стран в то время и в том месте, никак не отменяет главного: многие выработанные решения и принятые меры ознаменовали опасный и крайне прискорбный отход от лучших традиций английской внешней политики. Подписью, печатью и авторитетом нашей страны были закреплены территориальные преобразования, которые многое порушили в разных концах мира, но почти ничего не решили окончательно. В результате сейчас, спустя восемь лет после окончания Великой войны, будущее Европы омрачено угрозой еще худшего бедствия.

Нет ни малейшего сомнения в том, что в 1905-м, в 1914-м и особенно в 1919 году государственные деятели Европы, в том числе и наши собственные, сбились с верного пути. Однако куда большего внимания заслуживает тот факт, что неверный курс был избран еще до начала столетия и с каждым днем становился все более ошибочным. Мирные отношения тщетно пытались строить на трухлявых основах противоборствующих союзов, на увеличении армий и флотов, на лицемерных заявлениях милитаристов и ухищрениях тайной дипломатии. А нужно было строить мир на широкой и прочной основе дружелюбия и доверия между нациями.

Нынешнее состояние отношений между европейскими странами можно назвать критическим. В такой ситуации лучшая услуга, которую может оказать общественному мнению специалист по международным отношениям, свободный от угнетающих требований партийной борьбы, такова: он должен привлечь внимание к забытым принципам национального и международного благополучия, которые отстаивал Ричард Кобден. На протяжении почти всей политической карьеры Кобдена все его помыслы и стремления были связаны с одним вопросом: как могут страны Европы объединиться на основе согласия и мира? Ни один англичанин XIX в. не представлял более ясно те основополагающие принципы, которые должны руководить внешней политикой и международными отношениями, чтобы можно было объявить войну вне закона и навсегда избавить человечество от ее проклятия. Поскольку эти принципы пока не получили всеобщего признания, их нужно постоянно повторять и усиливать их звучание до тех пор, пока они не станут естественным убеждением не только наших соотечественников, но и всего человечества. Их победа станет спасением цивилизации, их окончательное поражение станет ее гибелью.

Разумеется, некоторые практические рекомендации Кобдена нужно скорректировать

и согласовать с требованиями нашего дня: условия меняются, и возникают новые проблемы, по крайней мере отчасти вызванные невниманием к его мыслям и предупреждениям. Однако сформулированная Кобденом общая концепция внешней политики по-прежнему остается в полной силе.

Чтобы правильно понять концепцию Кобдена и воздать ей должное, нужно иметь адекватное представление об этом человеке и рассмотреть его взгляды в контексте политических событий и движений того времени. Кобден родился в 1804 г. на ферме Данфорд в деревушке Хейшотт близ Мидхерста в графстве Суссекс. Деревушка эта расположена у подножья возвышенности Саут-Даунс; на север простираются зеленые, обширные лесистые холмы, а на юге местность грациозными извивами спадает к морю. Стоит напомнить, что в год рождения Кобдена Наполеон объявил себя императором, а за следующие три года одержал решительные победы над союзными монархиями Восточной Европы и расчленил Пруссию. Будущий член парламента, выражавший (по крайней мере некоторое время) интересы промышленности и торговли, был истинным сыном земли, поскольку его отец и многие более ранние Кобдены считались йоменами, а их род можно проследить по записям вплоть до XIV в. Видимо, один из далеких предков будущего недруга больших флотов и армий, некто Томас Кобден из Мидхерста, пожертвовал 25 фунтов (очень крупную по тем временам сумму) на отражение испанской Великой армады. Кобден, несомненно, вспомнил о связи своего рода с землей, когда однажды, отдавая должное достоинствам старой английской аристократии, сказал: «Вы джентльмены Англии, высшая аристократия Англии. Ваши отцы вели моих предков; вы можете повести нас вновь, если решите. Вы долго – дольше любой другой аристократии – сохраняли боевой дух, когда мужество и сила проверялись на полях сражений и полях охоты. Вы не повели себя так, как повели себя дворянство Франции и мадридские идальго; вы всегда были англичанами, которым не занимать храбрости в любой ситуации» (13 марта 1845 г.).

В начале прошлого века нищета мрачной пеленой нависла над простым людом Англии. Только владельцы земли и землепашцы-хлеборобы на время избежали общего обнищания; самое тяжкое бремя, как всегда, пришлось на долю «неудачников», рядовых тружеников. С окончанием войн быстро пришло к концу искусственное процветание, которое до той поры поддерживало жизнь прискорбно больного государства; сельское хозяйство тоже переживало печальные времена. Под давлением этих обстоятельств дела Кобденов стали совсем плохи. Глава семейства был человеком в высшей степени порядочным, но ему очень не хватало решительности, здравомыслия и практической сметки. Поскольку он не смог воспользоваться выпавшими на его долю счастливыми возможностями, то и не смог избежать несчастья, когда удача покинула фермеров. Он и так уже испытал больше ударов судьбы, чем выпадает долю среднего человека; но теперь его ожидал полный крах: продажа родовой фермы и потеря всех прав на нее, а также переезд в соседний Хэмпшир.

Вот так и вышло, что Ричард Кобден, четвертый из одиннадцати детей семьи и второй из пяти братьев, уже с ранних лет был вынужден рассчитывать только на себя. После того как он получил пестрое и поверхностное образование, – сначала в начальной сельской школе, а потом одной из печально известных средних школ-интернатов (вдали от дома, в Йоркшире), – он в 15-летнем возрасте был сочтен готовым к самостоятельной жизни и выпущен в открытый мир. Некоторое время Ричард работал клерком на складе у своего дяди в Лондоне, тайком учил французский язык, жадно читал книги и старался покупать их, когда позволяли скудные средства.

Первые честолюбивые планы возникли у Ричарда в 21 год, когда требовательный родственник повысил его до звания коммивояжера их «торгового дома». Одна из поездок привела Ричарда в Ирландию; в письмах домой он подробно рассказывал об ужасных впечатлениях, которые произвели на него нищета, убожество и невежество крестьянства. В эти рассказах Ричард предстает человеком не только исключительно впечатлительным и наблюдательным, но и крайне сострадательным к несчастью ближних. По служебным обязанностям он часто ездил в Манчестер и в 1828 г. вместе с двумя другими молодыми людьми открыл там собственное дело: занялся продажей набивного ситца местных производителей. Дело оказалось настолько прибыльным, что через три года партнеры сами стали производить ткани; для этого они запустили старую фабрику в деревне Сабден близ Блэкберна в графстве Ланкашир. Манчестер был признанным центром текстильной промышленности, и теперь Кобден по чисто практическим соображениям стал манчестерцем.