Манчестерский либерализм и международные отношения. Принципы внешней политики Ричарда Кобдена
Шрифт:
Через месяц Кобден (на этот раз вместе с женой) отправился в еще небывалую поездку и оставался за границей до октября следующего года. Он посетил Францию, Испанию, Италию, Германию и Россию, останавливался в Париже, Мадриде, Вене, Риме, Берлине, Санкт-Петербурге, а также в менее значительных столицах и городах. Он получил аудиенции у властных особ – у Луи-Филиппа французского, у королей Сардинии и Обеих Сицилий, у Фридриха Вильгельма Прусского и Папы Римского (прием у русского царя <Николая I>, о котором была достигнута предварительная договоренность, по всей видимости, не состоялся). Кроме того, Кобден встретился со многими министрами и видными политическими деятелями, дипломатами и публицистами (среди французов, например, с Гизо, Тьером, Токвилем,
Как и прежде, Кобден использовал путешествие для серьезных исследований и разысканий; домой он вернулся с обширным багажом познаний и плотно заполненными записными книжками. Записи свидетельствуют, что он собирал информацию по поразительно обширному кругу вопросов. Во Франции его внимание привлекли железная монополия, таможенные пошлины и лесное хозяйство; в Италии – сельские рабочие, культура виноградников, монополии на соль, порох и табак, изготовление так называемых «ливорнских» соломенных шляп; в Испании – коррупция среди чиновников; в Австрии – металлургическое и текстильное производство и абсолютистская форма правления; в Германии – земельная собственность, сельская жизнь, металлургическая и текстильная промышленность, выращивание пшеницы, таможенный союз и, естественно, система образования; в России – природные ресурсы, обширность лесов, развивающиеся промышленность и торговля, крепостная зависимость, отсталость методов и орудий сельского хозяйства и тяжелые политические проблемы, которые стояли перед аристократией, мирившейся с неграмотностью населения и коррупцией среди бюрократии.
Из людей, с которыми встречался Кобден, мало кто удостоился высокой оценки в его глазах. Во Франции ни король, ни министры не произвели на него благоприятного впечатления. Кобден рассказывает о длительной вечерней беседе с Луи-Филиппом в замке д’О и отмечает: «Ничто так не поразило меня, как его презрение к людям, через которых и для которых он, по его словам, правит страной». Он «производит впечатление умелого актера, и это, пожалуй, все, что мы можем сказать о самых способных правителей этой и любой другой страны». Гизо, по мнению Кобдена, – «интеллектуальный педант и ханжа, который знает людей и вещи не лучше профессора, живущего в кругу своих учеников». Тьер – «маленький живой человечек, лишенный всякой внушительности; трудно представить, что в прошлом он был у власти».
Мысли по поводу французского протекционистского законодательства Кобден с полной откровенностью изложил в энергичном письме (когда еще был в стране) своему другу Арье Дюфуру, лионскому производителю шелка и стороннику свободы торговли. Он призвал его продолжать агитацию до тех пор, пока правительство не начнет действовать в этом направлении. Но в итоге, как мы увидим, задачей, которую Кобден тщетно возлагал на французских сторонников свободы торговли, занялся он сам и частично решил ее в 1859–1860 гг.
Посещение Испании совпало с важным событием в королевской семье (впоследствии лорд Пальмерстон придал ему слишком большое значение, что вызвало серьезные трения между Англией и Францией): 10 октября королева вышла замуж за своего кузена дона Франсиско де Асиса, герцога Кадисского, а ее сестра, инфанта, – за француза, герцога де Монпасье. Чета Кобденов получила пригласительные билеты и присутствовала на этом торжестве. Также ради опыта Кобдены побывали на корриде и к своему неудовольствию обнаружили среди зрителей архиепископа Испании.
Рим Кобден посетил во время карнавала и не удержался от сравнения благопристойности и изящества итальянского
В Вене Кобдена принял князь Меттерних, который «пустился в пространные рассуждения о расовых различиях и особенностях национального антагонизма в Европе… Почему Италия по-прежнему питает добрые чувства к Франции, хотя эта последняя причинила ей много вреда? Потому что две эти нации принадлежат к одной расе. Почему между Англией и Францией такая застарелая вражда? Потому что в их лице столкнулись тевтонская и латинская расы». Кобден отметил неприязнь Меттерниха к Италии и добавил: «Мне бросилось в глаза, что его позиция сродни той, которую описывает Ларошфуко, когда говорит, что мы никогда не прощаем тех, кому причинили несправедливость».
Фактически управлявший страной престарелый князь, видимо, предложил своему собеседнику лично убедиться в том, что австрийская политическая система лишена недостатков, и ознакомиться с жизнью людей. С небывалым оптимизмом Кобден высказал о перспективах государственного управления более высокое мнение, чем то, которое имел впоследствии: «Он, вероятно, последний из тех лекарей государства, которые, обращая внимание лишь на внешние симптомы недугов страны, день за днем удовлетворяются лишь поверхностными средствами лечения и никогда не пытаются заглянуть глубже, чтобы обнаружить источник зол, поражающих социальную систему. Этот тип государственных деятелей уйдет вместе с ним, поскольку о том, как работают правительства, теперь известно слишком много, чтобы позволить им обременять людей старыми методами управления».
Встречался Кобден и с князем Эстергази, который 20 лет занимал пост посла в Лондоне. По-видимому, они беседовали на похожие темы, но князь, вероятно, не был вполне искренен, когда заметил: «Дипломатия, основанная на старой системе, – это сейчас чистое жульничество, поскольку мир слишком хорошо осведомлен обо всем, что происходит в любой стране, чтобы позволить послам затуманивать суть дела». Хотя Кобден энергично боролся со «старой системой» дипломатии, ему суждено было до конца жизни наблюдать доминирование этого «жульничества».
В Германии Кобден значительное время провел в Гамбурге, Любеке и Штеттине. В Берлине 180 сторонников свободы торговли пригласили его на неофициальный банкет, на котором, однако, по немецкой привычке, произносились политические речи; за разговорами трапеза растянулась на три часа. Суждение, высказанное Кобденом (правда, не его собственное) о прусском короле Фридрихе Вильгельме IV, четко лаконично: «Говорят, он способный, но импульсивный и к тому же непрактичный».
Русскую границу Кобден пересек в обществе польского еврея, русского подданного, который ободряюще заверил его, что русские дворяне – «варвары», а польские – «цивилизованные негодяи», и добавил, что если «у русских есть хоть какое-то уважение к истине, то у поляков его нет». О тактичности своих соотечественников за границей Кобден со слов атташе посольства в Санкт-Петербурге рассказал следующее. Английские члены англо-русской коммерческой ассоциации никак не могли понять, почему их русским коллегам не понравится исполнение мелодии «Правь, Британия!» на заседании этой международной организации.