Мандаринка на Новый Год

Волкова Дарья

— Ну, какие там у тебя новости? — майская жара заставила их остановить свой выбор на мохито — безалкогольном в случае Ника и с честным ромом в ее бокале. А еще Ник, словно угадав ее мысли, заказал ей мороженое.

— Новости? Да они про мою работу… Дело в том, что у меня скоро ординатура заканчивается. И мне тут предложили… и я подумал и решил согласиться. В общем, я уезжаю на стажировку.

Люба отставляет в сторону бокал. Нельзя сказать, что ее радуют такие новости. Но она старается не слишком это показывать.

—

Куда уезжаешь?

— В Эфиопию.

— Ты шутишь?!

— Нет. В следующий четверг вылетаю в Аддис-Абебу. Через Каир.

— Коля! Что ты забыл в Эфиопии?!

— Предложили работу. В качестве стажировки финальной. По линии Красного Креста. Там госпиталь Красного Креста в Аддис-Абебе.

— Ты шутишь. Ты все-таки шутишь, да?

— Люб, это правда, — у него слегка смущенный вид. — Звучит странно, наверное. Но вообще наших врачей там немало, но специалисты любые всегда нужны, потому что почти за даром, да и условия там, говорят… Но такой практики, как там, нигде не будет. В общем, я решил… что это полезно будет. Вот.

— Надолго? — неужели он это действительно серьезно?

— На три месяца.

Тут ей уже становится все равно, как она выглядит. И Люба буквально хватается за голову. Она только-только почувствовала, что все хорошо, все в порядке. Размолвка позади, впереди — что-то хорошее и приятное. И он снова ее… под дых… нокаутом. Не чувствуя вкуса, отпивает коктейль.

— Люб… — он протягивает руку, берет ее ладонь.

— А если бы ты не собрался в эту свою Африку — ты бы не приехал ко мне, так? — мысль неожиданная, тон расстроенный и обиженный, но ей уже плевать.

— Нет, — Ник вздыхает. — То есть, да. То есть… Черт, запутался! Люб, извини, я должен был приехать раньше, когда… по телефону не получилось. До меня просто доходит… как до жирафа.

Она лишь махнула рукой, высвободив ладонь из его пальцев, и отвернулась, упершись взглядом в стену кафе. Как же он не любит эти ее взгляды в стену!

— Люб… — он встал с места и пересел рядом с ней. Обнял за плечи. — Пожалуйста. Не сердись… — Молчание в ответ. — Послушай…

Не хочет она его слушать! Ничего хорошего он ей не скажет. Но Ник умудрился привлечь ее внимание. Негромко, на ухо:

— Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд

И руки особенно тонки, колени обняв.

Послушай: далеко, далеко, на озере Чад

Изысканный бродит жираф.

Хотя… — после паузы, полной ее потрясенного молчания, задумчиво добавил Ник. — Чад не в Эфиопии. А я жираф не изысканный, а самый обыкновенный. Тугодумающий.

— Коля… Ты знаешь на память Гумилева?!

— Не знаю никакого Гумилева. Кто это?

—

А чьи ты стихи только что декламировал?!

— А, это… Это мне Варька рассказала, когда узнала, что я в Африку на стажировку собрался. А я запомнил почему-то. Хорошие стихи, значит. Если с первого раза запоминаются. Надо будет почитать.

— Между прочим, Гумилев не только поэт, но и один из крупнейших исследователей Африки, — отвечает Люба растерянно. — И в этой твоей Аддис-Абебе бывал. А еще там есть памятник Пушкину.

— Ничего себе! — присвистнул Ник. — Ай да Пушкин! Ай да… везде успел.

— Предположительно, прадед Пушкина именно из Эфиопии.

— Ясно.

Повисает молчание. Господи, неужели всего несколько месяцев назад она считала, что знает, кто такой Ник Самойлов? Невозмутимый рыжеволосый здоровяк с непритязательным чувством юмора и полнейшим иммунитетом к внешним данным сестер Соловьевых. Сейчас рядом с ней сидит совершенно другой человек. Широкоплечий стиляга-байкер, на которого заглядывается пара девиц за соседним столиком. Человек, который читает на память Гумилева, даже не зная, кто это. Тип, который через неделю улетает за каким-то бесом не куда-нибудь, а в Африку! И ей это почему-то не все равно. Очень не все равно. Слишком не все равно.

— Ладно, — она поводит плечами, вынуждая его убрать руку со своих плеч. Не то, чтобы хочет его обидеть — просто ей сейчас необходимо больше личного пространства. Ника и так слишком много внутри нее — в голове, в сердце. — Африка — так Африка. Приедешь — расскажешь, правда ли там реки вооот такой ширины. И горы вооот такой вышины. И про крокодилов и бегемотов.

— Это вряд ли, — он возвращается на свое место, напротив нее, усиленно делая вид, что его не задело ее нежелание прикосновений. — Думаю, буду там пахать, не поднимая головы, в госпитале. И не до крокодилов с бегемотами мне там будет, — тут он глубоко вздыхает, словно решаясь на что-то. — Люб, я хочу тебя кое о чем попросить.

— Говори.

— Только ты, пожалуйста, не сердись на меня, — он говорит тихо, но решительно. И за руку все же берет, несмотря на то, что она только что дала понять, что не хочет его прикосновений. — Люба, пожалуйста, сделай тест на беременность и УЗИ.

— Что?! — он снова умудрился ее удивить.

— Я почитал об этом препарате… который ты пила. Одно из возможных последствий его приема — внематочная беременность.

Сначала она просто не может сказать ничего. Ей требуется около минуты, чтобы собраться с силами. Ответить нормально, а не выплеснуть в словах то, что копилось внутри все это время.

— Так боишься, что я от тебя залечу? Да как тебе объяснить, что это не входит в мои жизненные планы — завести от тебя ребенка и таким образом захомутать тебя?!

— Люба, — он качает головой и крепко держит ее запястье, несмотря на все ее попытки вырвать руку.