Мандариновый левират
Шрифт:
Хуже всего было с языком. «Тарабарщину», как они окрестили турецкий, выучить было сложно, тем более, вникая в тонкости фольклора и Корана. Они придумали легенду о польской прабабушке, чтобы оправдать лёгкий акцент и европейскую внешность. К счастью, брат был темноволосым – в мать. Он с первого дня разделил их обязанности. «Твоя работа в доме, а моя – на улице», – сказал он ей. Так и повелось. В Мармарисе он мотался по окрестным полям и садам, а она покупала дом, потом его обставляла, нанимала прислугу и окружала его заботой.
Так получилось, что вместе с домом они купили себе целое рыбацкое село, находившееся
Хозяйство насчитывало свыше двухсот человек, около семидесяти домов, несколько десятков акров земли и несколько километров собственного побережья. Потом добавились ещё полторы дюжины деревень и ферм с общим населением до трёх тысяч человек – тех, что занимались мандариновыми садами дальше, за сосновыми рощами и песчаными пляжами. Картальоглу превратились в настоящий клан. Многие фермеры-безземельники из его арендаторов брали его фамилию, как своего вассала. Их Орлиное Гнездо процветало. Но в их особняке прислуги было больше, чем хозяев. Когда его имя внесли в официальный перечень экспортёров пищевых продуктов Турецкой республики, встал вопрос о браке. Пора было обзаводиться семьями. Но Акджан не могла смотреть на мужчин без содрогания, а он не представлял, как приведёт в дом, где они хранили свою тайну и воспоминания, чужачку. Всё бы так и продолжалось по-холостяцки, но тут судьба вновь сделала выбор за них, решив, что они слишком хорошо устроились у неё за пазухой…
Брат вошёл к ней и остановился на пороге.
– Готова?
– Да.
Даже наедине друг с другом они говорили по-турецки.
– А малышка?
– Я готова, дядя! – сказала маленькая темноволосая девочка лет десяти, вошедшая в комнату следом за ним.
– Отлично. Поедем.
Он пропустил своих любимых женщин вперёд и вышел следом.
В машине малышка весело болтала, рассказывая им всё, чем она жила в этот день. Они переглянулись с улыбкой. Али подобрал девочку в первый их год в Стамбуле. Ей было пять лет, её мать умерла, а родственники куда-то уехали, и о ней никто не заботился. Она слонялась по улицам и попала в лапы нищих. Али спас её, забрав с улицы. Поиски родственников ничего не дали. Девочка точно знала, что ей пять лет, но имя не помнила, потому что её несколько раз называли по-другому новые хозяева. Акджан уговорила брата оставить сироту. «Сейчас она для нас источник забот и беспокойства, но в будущем станет источником радости и гордости, я в этом уверена!», – убеждала она его.
Али сделал ей метрику. Девочку назвали Пынар – «источник». Ей было велено запомнить, что она их племянница. К Али она так и обращалась – «дядя», но Акджан очень скоро стала звать мамой…
В мечети они разделились – Али прошёл к мужчинам, а она с девочкой к женщинам. Был праздничный намаз. Акджан тихо помолилась об удаче для
На выходе Али придержал её и обратил её внимание на красивого статного мужчину в окружении таких же красивых и статных женщин и ещё двух мужчин – постарше и помоложе.
– Видишь вон того, среднего? – спросил брат, – это Энгин Арслан. Он просит твоей руки.
– С чего, вдруг? – спросила она, приглядываясь к незнакомцу.
– Брось, Акджан, – ответил ей брат, – не вдруг. Мы с тобой это обсуждали. У нас фасоль – у них бараны и коровы. У нас товар – у них купец.
– Значит, я товар?
– Ты моя душа, дорогая. Но дело есть дело. И тебе уже пора замуж. Позволь, я устрою ваш брак.
– Устрой нам сначала знакомство.
– Хорошо! – обрадованно воскликнул он, уже уверенный в успехе, и стал активнее продвигаться к семье Арсланов.
Он вежливо пожал руки мужчинам. Потом кивнул сестре. Они с девочкой подошли ближе. Их представили. Она изящно склонила голову и попросила у старших руки – поцеловать тыльную сторону ладони и приложить ко лбу в знак уважения и просьбы благословения. Это им понравилось. Брат тут же пригласил знакомых в гости. Они переглянулись и обещали прийти в пятницу. Степенно разошлись к дорогим машинам и разъехались. Али посвистывал от удовольствия.
В пятницу они к ней посватались. Все Арсланы, включая господина Мехмета, его жену госпожу Эдже, её жениха Энгина, их старшего сына, Серхата – младшего сына, и их дочь Фидан, сочли её подходящей для них партией.
– Проклятые лицемеры! – воскликнула Акджан, когда её будущая семья уехала, назначив дату помолвки, – они рады принять меня в семью! Да я бы не плюнула в их сторону, если бы они не загнали тебя в угол.
– Прекрати. Мои дела – это мои дела. А ты постарайся наладить с ними хорошие отношения. Тебе же будет лучше. Тем более, жених был не в восторге, когда узнал про Пынар, и услышал, как она называет тебя мамой.
– Зато он стал чуть не масляным, когда услышал о моём приданом. Кстати, какого чёрта ты отдаёшь мне треть мандариновых плантаций? – она со злости перешла на русский и начала ругаться, – ты же понимаешь, что моё имущество в браке станет его?
– Ничего подобного, Катюха, – тоже перешёл Лёха на русский, – я узнавал. Если правильно оформить бумаги на собственность и составить брачный контракт, твоё имущество останется твоим и в случае вдовства, и в случае развода. Я же получу за тебя калым в виде селевой полосы со всем скотом, что там пасётся. К тому же, Арсланы – это мощная административная поддержка в войне против клана этих ублюдочных Эрдоганов.
Она хотела ему что-то ответить, но вдруг словно что-то вспомнила и расхохоталась.
– Ты чего, Кать? – по-доброму спросил он сестру.
Ему нравилось, когда она смеялась. Была похожа на маму.
– Я только сейчас поняла. Мы – Картали, то есть орлы, мой жених из клана Арсланов – львов, а наш главный враг – Эрдоган, то есть воин-сокол. Прикинь, воюющий зверинец.
Он тоже улыбнулся. Когда-то ассоциации помогли им выучить язык.
– Кстати, по логике, мы должны заключать союз с птицами, то есть с Эрдоганами, а не со львами, – заметила она, снова переходя на турецкий.