Манекен (сборник)
Шрифт:
Это был отличный выпад. Потому что Женька всегда талдычила про чувства, а он – про знания. Побил сестру на ее же поле.
Но у Жени было заготовлено тайное оружие.
– Дорогой мой младший братик! Хочу тебе сообщить радостное известие. Я тебя пропускаю.
– Куда? – напрягся Шура.
– На свет. Если хочешь, родись первым.
Тут был подвох! Шурка понимал – сестра просто так не отдаст первенства. Поэтому он неестественно, актерствовать он никогда не сможет, поблагодарил лилейным голосом:
– Спасибо, младшая сестренка! Чем я обязан такой чести?
– У нас ведь есть капелюшечка
– Женька! – задохнулся от возмущения Шура.
– Тебе не угодить. Вторым не хотел и первым не хочешь. Явное отклонение мозгового развития. Помолчи! – предварила она попытку Шуры возразить. – Мамочка душ приняла, папочке звонит. Сейчас они встретятся, и поцелуются, и даже больше. Ой, как нам будет сладко! В преддверии замечательных гормончиков ты устраиваешь глупые разбирательства. Расслабься и наслаждайся… младший братик.
Нина стояла у окна. Из одежды – только большое махровое полотенце от подмышек до колен. Плохо, в спешке, вытертое тело покрывалось мурашками. Или это нервное? Нина набрала номер сотового телефона Сергея.
Видела его на крыше. Широкий пояс по талии, на котором висят карабины и веревки. Услышал звонок, роется в карманах, достал телефон.
– Нина? Видела? Читала?
– Да. Остроумно. Трогательно. Только одна неясность…
– Не было у меня! Никогда! Ни жены, ни детей! Васька наврал, шутник малолетний. Я его чуть не убил. Брата. Из-за тебя, Нина. Ради тебя я готов… Ребята смеются… Чего лыбитесь?
– Смеются над ошибками орфографическими. У тебя плакат с ошибками.
– Правда? Ночью писали, могли допустить. Нина…
– Я пошутила, нет ошибок.
– Можно сворачивать? Мы за самовольство в большие штрафы можем влететь.
– Сворачивайте, – позволила Нина. – Без тебя справятся?
– Вполне. А я? – с надеждой спросил Сергей.
– А ты торчишь на крыше, в то время как я, голая, замерзаю… Без тебя!
Эпилог
Дородовая жизнь двойняшек хотя и стала теперь безоблачной и счастливой, внутриутробного мира не принесла. Их ждали, придумывали имена, покупали вещички, а Шура и Женя продолжали выяснять, кто старше, умнее, кого из них станут больше любить. Аргументами в споре, как обычно, служили предки.
На очередном УЗИ Шурка сумел извернуться, и врач сообщил мамочке:
– Мальчик. Один точно мальчик. Второй лежит так, что не рассмотреть. Но скорее всего оба мальчики, хотя и не однояйцовые.
Шурка показал сестре язык:
– Слышала? Радуйся, что тебя за мальчика принимают.
– Подумаешь! Все возликуют, когда девочка появится. Кроме того, – прикинулась невеждой Женя, – «не однояйцовые» – это про тебя?
– Как дам в глаз!
– Попробуй!
Схватиться, подраться, повозиться им хотелось постоянно. Мешали околоплодные пузыри, в которых находились. Но попыток не прекращали, поэтому зашевелились раньше срока. Мамочка давно обложилась литературой, поселилась в интернетовских сайтах для беременных.
И дальше, по мере того как они росли, мамочка жаловалась папочке:
– Они там боксируют, я тебя уверяю, все внутри меня ходуном ходит.
Папочка обнимал ладонями мамочкин живот, прикладывал ухо и соглашался:
– Это бои без правил.
А потом орал в мамочкин пупок:
– Пацаны! Брейк! Затихли и разбежались! Я кому сказал!
Женя и Шурка замирали. А мамочка удивлялась:
– Какая-то мистика, совершенно ненаучно, и действует!
Папочка помнил о них постоянно, но общался от случая к случаю и, как правило, с призывами утихнуть, не мешать спать. Хотя в благодушном настроении мог и побалагурить. Гладил пальцем мамочкин живот, она хихикала от щекотки, отгоняла его руку, а папочка спрашивал:
– Растете, карапузы?
– Папочка, я расту быстрее Женьки! – хвастался Шура.
– У меня волосики появились! – не оставалась в стороне Женя. – А Шурка лысый.
Но папочка их не слышал. И мамочка не верила, что они способны воспринимать речь и отвечать. Мол, если немыслима коммуникация с новорожденным младенцем, что говорить о нерожденных.
Хотя сама мамочка разговаривала с ними с утра до вечера. И называла их, к большому удовольствию Жени, не пацанами или мальчиками, а «детками», «миленькими», «роднулями», «крохотулями», «любименькими» и прочими ласковыми словами.
Мамочка вставала утром, провожала папочку и бабушку на работу и говорила тихо:
– Так, роднули, сейчас мы примем душ, выпьем витаминки, позавтракаем, станем на весы. И не вздремнуть ли нам еще часок? Мне с вами к третьей паре. А в метро добрый дядя уступит нам место. А добрая тетя-дворник, надеюсь, посыпала лед на асфальте солью, и скользить мы не будем, наденем старые сапожки. Потому что ваш сумасшедший папа в подошвы моих новых ботинок вкрутил шурупы. Говорит – прекрасное средство против гололедицы. Я отлично бы смотрелась в коридоре института – с огромным животом и цокаю по паркету как свежеподкованная лошадь.
Было ужасно обидно, что мамочка не слышит их ответов. Столько интересного могли бы рассказать! И ведь не попросишь, как в довоенное время глуховатая бабушка Клава у черной тарелки радиодинамика: «Сделайте погромче!» Ей отвечали дети и внуки: «Бабуля, громкость не регулируется». У двойняшек громкость не только не регулировалась, а вовсе отсутствовала. И уже мамочка напоминала ребенка, который по резиновому надувному телефону разговаривает с отсутствующими родителями. Но замечательно, что мамочка играла в эту игру, пусть и не догадываясь о немой обратной связи.
Двойняшки развлекались заключением пари. Ставка – право первым появиться на свет. Поспорили, что скажет мамочка Грише, когда будет с ним объясняться. Шурка считал, что мамочка извинится за попытку втянуть Гришу в омут собственных проблем. Женя полагала – много чести, мамочка отпустит его на волю царской милостью.
– Гришенька! – сказала мамочка, уведя приятеля в сторонку. – Наше бракосочетание отменяется. У меня все устроилось. Прости меня! Действовала в аффекте, в дурмане, в припадке паранойи. Не обижайся, ладно?