Манфред

Байрон Джордж Гордон

Фея

Продолжай.

Манфред

О, я недаром длил рассказ: мне больно Произнести признанье роковое. Но далее. Я не назвал ни друга, Ни матери, ни милой — никого Из тех, с кем нас связуют цепи жизни: Я их имел, но был им чужд душою, И лишь одна, одна из всех…

Фея

Мужайся.

Манфред

Она была похожа на меня. Черты лица, цвет глаз, волос и даже Тон голоса — все родственно в нас было, Хотя она была прекрасна. Нас Сближали одинаковые думы, Любовь к уединению, стремленья К таинственным познаниям и жажда Обнять

умом вселенную, весь мир; Но ей не чуждо было и другое: Участье к людям, слезы и улыбки, — Которых я не ведаю, — смиренье, — Моей душе не сродное, — и нежность, Что только к ней имел я; недостатки Ее натуры были и моими, Достоинства лишь ей принадлежали. Я полюбил и погубил ее!

Фея

Своей рукой?

Манфред

Нет, не рукою — сердцем, Которое ее разбило сердце: Оно в мое взглянуло и увяло; Я пролил кровь, кровь не ее, и все же Была пролита кровь ее.

Фея

И ради Одной из тех, кого ты презираешь, Над кем ты мог возвыситься, дерзая Быть равным нам, ты пренебрег дарами Властителей незримого и снова Унизился до жалких смертных! Прочь!

Манфред

Дочь Воздуха! Я говорю: я вынес, — Но что слова? Взгляни, как я измучен! Я больше одиночества не знаю, Я окружен толпою фурий; ночью Я скрежещу зубами, проклиная Ночную тьму, днем — проклинаю день. Безумия, как милости, молил я, Но небеса мольбам не внемлют; к смерти Стремился я, но средь борьбы стихий Передо мною волны отступают И прочь бегут; какой-то злобный демон На волоске меня над бездной держит — И волосок не рвется; в мире грез, В фантазии, — я был когда-то ею Богат, как Крез, — пытался я сокрыться, Но, как волну в отлив, меня уносит Из мира грез в пучину темной мысли; С людской толпой сливался я — забвенья Искал везде, но от меня сокрыты Пути к нему: все знания, все чары, Что добыл я столь тяжкими трудами, Бессильны здесь, и, в безысходной скорби, Я должен жить, — жить без конца.

Фея

Быть может, Я помогу тебе.

Манфред

О, помоги! Заставь ее восстать на миг из гроба Иль мне открой могилу! Я с отрадой Перенесу какую хочешь муку, Но только пусть она последней будет.

Фея

Над мертвыми бессильна я; но если Ты поклянешься мне в повиновенье —

Манфред

Не поклянусь. Повиноваться? Духам, Которые подвластны мне? Служить Своим рабам? О, никогда!

Фея

Ужели Иного нет ответа? — Но подумай, Не торопись.

Манфред

Я все сказал.

Фея

Довольно! Могу ль я удалиться?

Манфред

Удались.

^{Фея исчезает.}

Мы все — игрушки времени и страха. Жизнь — краткий миг, и все же мы живем, Клянем судьбу, но умереть боимся. Жизнь нас гнетет, как иго, как ярмо, Как бремя ненавистное, и сердце Под тяжестью его изнемогает; В прошедшем и грядущем (настоящим Мы не живем) безмерно мало дней, Когда оно не жаждет втайне смерти, И все же смерть ему внушает трепет, Как ледяной поток. Еще одно Осталось мне — воззвать из гроба мертвых, Спросить у них: что нас страшит? Ответить Они должны: волшебнице Эндора Ответил дух пророка; [13] Клеоника Ответила спартанскому царю, [14] Что ждет его — в неведенье убил он Ту, что любил, и умер непрощенным, Хотя

взывал к Зевесу и молил Тень гневную о милости; был темен Ее ответ, но все же он сбылся. Когда б я не жил, та, кого люблю я, Была б жива; когда б я не любил, Она была бы счастлива и счастье Другим дарила. Где она теперь? И что она? Страдалица за грех мой — То, что внушает ужас — иль ничто? Ночь близится — и ночь мне все откроет Хоть я страшусь того, на что дерзаю; До сей поры без трепета взирал я На демонов и духов — отчего же Дрожу теперь и чувствую, как в сердце Какой-то странный холод проникает? Но нет того, пред чем я отступил бы, И я сломлю свой ужас. — Ночь идет.

13

…волшебнице Эндора // Ответил дух пророка… — По библейскому сказанию царь Саул пришел к старухе волшебнице, жившей близ города Аэндора (Эндора), с просьбой вызвать дух пророка Самуила. Дух пророка предсказал ему, что в борьбе с филистимлянами Саул и его сыновья погибнут.

14

…Клеоника // Ответила спартанскому царю… — По преданию, которое передал Плутарх, спартанский царь Павсаний, будучи в городе Византии, по ошибке убил девушку Клеонику. Чтобы Клеоника простила его, он просил прорицателей вызвать ее дух. Призрак Клеоники сказал, что по возвращении в Спарту Павсаний освободится от всех своих забот; в этом ответе Клеоники Павсаний услышал предсказание своей скорой смерти.

СЦЕНА ТРЕТЬЯ

^{Вершина горы Юнгфрау.}

Первая парка

Луна встает большим багряным шаром. На высоте, где ни единый смертный Не запятнал снегов своей стопой, Слетаемся мы ночью. В диком море, В хрустальном океане горных льдов, Мы без следа скользим по их изломам, По глыбам, взгроможденным друг на друга, Подобно бурным пенистым волнам, Застывшим посреди водоворота, И вот на этой сказочной вершине, Где отдыхают тучи мимоходом, Сбираемся на игрища и бденья. Сегодня в полночь — наш великий праздник, И, на пути к чертогам Аримана, Я жду сестер. — Но что они так медлят?

Голос

_{(поющий вдалеке)}

Злодей венценосный, Низвергнутый в прах, [15] Томился в изгнанье, В забвенье, в цепях. Я цепи разбила, Расторгла тюрьму, — Я власть и свободу Вернула ему: Потоками крови он землю зальет, Народ свой погубит — и снова падет!

Второй голос

Плыл в море корабль, точно птица летел: В эту ночь ему горестный выпал удел. Ни мачт, ни снастей, ни ветрил, ни руля — Ничего от него не оставила я. Один лишь пловец, — он достоин того, — До прибрежья достиг, — я щадила его: Предатель, пират, [16] снова будет он жить, Чтобы мне своей темною жизнью служить.

15

Злодей венценосный, // Низвергнутый в прах… — Имеется в виду Наполеон Бонапарт.

16

Предатель, пират… — Предполагается, что здесь Байрон имел в виду лорда Кокрейна, Томаса (1775–1860) — английского политического деятеля.

Первая парка

_{(отвечая)}

Спокойно спал город, — В слезах и тревоге Увидит он утро; Медленно, мрачно Чума распростерла Над городом крылья. Тысячи пали, И тысячи тысяч Падут пред всесильной. Живые погибших, — Любимых и милых, — Покинут, спасаясь От призрака смерти. Ужас и злоба, Скорбь и смятенье Охватят людей. Блаженны почившие, Взор отвратившие От кары моей! [17]

17

От кары моей! — далее у Байрона имеются строки:

Крушенье народов, работу ночную, В веках я творила и вновь сотворю я. («Изд. 1922», с. 90)