Мангака 2
Шрифт:
— Ублюдки! — рыкнул я, изо всех сил напрягаясь, пытаясь ослабить верёвки, — Отпустите её! Вам нужен был лишь я. Она… Она же ни в чём не виновата. Убейте меня, но не трогайте её! — пафосно проорал я, мысленно поморщившись. На мой взгляд, слишком уж тут всё было эмоционально, но такова была особенность местного кино. Да и не только японского, а азиатского в целом. В драматичные моменты от актёров требовалось максимально показывать эмоции, из-за чего лично у меня появлялось ощущение, что актёры переигрывают, но тут такое было в порядке вещей. Вот теперь мне и приходилось надрываться, изображая гнев
— Помолчи, — пнул меня ногой Рюсэй, — До тебя очередь дойдёт позже.
Вот поганец… Он должен был лишь изобразить пинок, но его ботинок весьма чувствительно ударил меня в бок. Ничего, я ему это ещё припомню.
— Стоп! — рявкнул тут режиссёр, — Канна, больше отчаяния и ужаса в голосе. Пока не верю. Рюсэй, я хочу видеть мерзавца! Больше жёсткости и наглости в голосе. Сайто, гнев вижу, но страха за любимую не чувствую в голосе. Ещё раз. Начали!
— Нет-нет-нет! — взвыла опять Канна, и я еле подавил тяжёлый сдох. Чувствую, эту сцену мы будем снимать очень долго…
— Танака-сан, — где-то после четвёртого или пятого дубля обратился вдруг к режиссёру Китамура, — Обратите внимание, что Рюсэй не обозначает удары, а и правда бьёт Сайто. Синяки ведь будут, и тогда, если их увидят его родители, у вас проблемы будут.
— Что? — раздражённо взревел Танака-сан, — Сайто, это правда?
Я промолчал, так как ни жаловаться не хотел, ни оправдывать урода Рюсэя. А ещё не понял, с чего вдруг Китамура решил вмешаться, и настучать на Рюсэя. Не верил я в его альтруизм. Если только хочет лучше выглядеть в глазах Канны?
— А ну-ка, — не дождавшись от меня ответа, режиссёр наклонился ко мне, и задрал кофту, — Вот дерьмо! — выругался он, явно увидев там что-то не очень хорошее. Ну да, Рюсэй под конец уже и не сдерживался в ударах. Странно, что Танака-сан сам этого не заметил.
— Ты что творишь? — накинулся режиссёр на стоявшего с невозмутимым видом Рюсэя, — Тебе же ясно было сказано — изобразить удары! Понимаешь меня? Изобразить! А если ты ему ребро сломал?! Под суд захотел, идиот?
— Танака-сан, вы же сами требуете от нас достоверности, а как можно её добиться, лишь обозначая удар? Если Сайто не будет чувствовать боли, он не сможет изобразить её и ненависть, — ничуть не испугался угроз Рюсэй, — И он и сам это понимает. Видите же сами, что он не жалуется даже. Это Китамура зачем-то лезет не в своё дело, а Сайто-кун стоически терпит и вживается в роль. Идеала можно добиться только через боль и страдания, — пафосно заявил он, со скрытой усмешкой поглядывая на меня.
— А ты чего молчишь, Сайто? — накинулся уже на меня Танака-сан, — Сразу бы сказал, чтобы он полегче бил. Зачем терпишь?
— Всё нормально, Танака-сан, не переживайте. Рюсэй-кун прав. Чтобы достоверно сыграть ненависть, надо ощутить её по-настоящему. И у него получилось, мне действительно удалось возненавидеть его. Давайте уже доснимем сцену, пока эффект не пропал, — поспешил успокоить я режиссёра, даже не глядя на Рюсэя. Мы ещё вернёмся с ним к этому разговору, но потом. Без лишних глаз. А жаловаться было бы плохой идеей. Думаю, Рюсэй именно этого и добивался, чтобы я пожаловался, и прослыл в глазах остальных стукачом и слабаком.
— Хорошо, давайте уже тогда
Актёры слегка оживились при новости о выходном, и мы продолжили.
— Господин, мы взываем к тебе! Откликнись на зов своих преданных слуг и явись нам! Прими нашу жертву, во славу свою! — исступленно орал Рюсэй, занося нож над лежавшей на земле Канной.
— Взываем к тебе! — дружно крикнули все остальные актёры, мрачно глядя на девушку.
— Будьте вы все прокляты! — с ненавистью выпалила Канна, и из последних сил прошептала, — Синдзи, прощай! Я… Я… Я люблю тебя…
— Нет! Нет! Не смейте! Уроды! Подонки! Не трогайте её! Иначе я убью вас! Всех! Вы слышите меня? — рвался я исступленно из верёвок, с ужасом глядя на то, как Рюсэй медленно поднимает нож, — Камэ… Я… Тоже тебя люблю… И… Прости меня.
— Ты ни в чём не вино… ах, — хрипло вздохнула девушка, когда клинок с хрустом вонзился в её грудь.
На самом деле он, конечно, никуда не вонзился, а тупое лезвие вошло в рукоять, когда Рюсэй обозначил удар, а сам звук удара изобразил как-то один из помощников режиссёра. Вообще, насколько я знал, фильм после того, как он будет готов, переозвучат, и по идее, все эти звуки и не нужны были, они всё равно будут накладываться позже, но режиссёр решил так. Максимальная достоверность.
Следующие минут пять я вопил как ненормальный, изображая одновременно и горе, и ненависть к убийцам, призывал на их головы всевозможные кары, внутри себя сгорая от стыда за своё поведение. Поверить не могу, что кому-то может понравиться такая играя, но приходилось терпеть, и выполнять требования режиссёра.
— Стоп! Снято! — прозвучала, наконец, долгожданная команда, и я с облегчением замолчал, даже охрипнув под конец. Третий дубль, как-никак. Удивительно, как я ещё себе голос не сорвал.
— На сегодня достаточно. Развяжите наших героев, — скомандовал режиссёр, — Не могу сказать, что я в восторге от последнего дубля, но это было лучше, чем в предыдущих. Пока будем считать, что сцену мы отсняли, но я потом ещё раз пересмотрю её. На сегодня все свободны. Напоминаю, что завтра, а точнее, уже сегодня, у вас выходной. Всем доброй ночи!
Мы в разнобой попрощались с ним, и стали собираться по домам.
— Ну, ты и орал там, — жизнерадостно заржал Кастет, когда я заполз в машину, и мы двинулись к дому, — Даже нам было слышно. Ганс, когда в первый раз услышал твой истошный вопль, вообще решил, что на тебя там напали, и к тебе кинулся.
— Не я один, — невозмутимо отозвался немец, — Ты, вообще-то, рядом со мной бежал, если забыл.
— Да меня просто в туалет приспичило, — смущённо отмахнулся от него Лёха, — Но потом мы привыкли. Я и не ожидал, что ты на такие вопли способен. И я вообще не понимаю, зачем так исступленно орать? Я потому и не люблю японские и корейские фильмы, не говоря уж о китайских, что слишком уж там переигрывают. Вот зачем так делать? Главный герой должен быть мужественным и невозмутимым, а не орать, как баба.