Мания Беса
Шрифт:
– Как только они подумают, что ты умерла, я потребую отдать мне тело! Скажу, что это традиция наша, и они не смеют оскорбить так румынский народ. Я тебя вывезу, а ты уже в безопасности через время в себя придешь, – дядя настойчиво тянул мне пакетик.
Аккуратно взяв его двумя пальцами за край, я спросила:
– А сколько надо втереть? Весь или какую-то часть?
Мужчина нервно дернулся, как-то недоуменно посмотрел на пакетик с веществом.
– Вот я дураак! – застонал он, схватившись за голову. – Я не спросил, и он промолчал! Что же делать?
Слегка
Дядя, нахмурил брови и посмотрел на меня с выражением страдания на лице.
– Сильно противный? – наконец, спросил он, видя, что мое лицо остаётся спокойным.
– Нет! Не волнуйся. Через какое время он подействует? И как долго будет длиться эффект?
– Я так торопился и… – опуская голову, забормотал он в ответ. – Ничего не спросил! Катриэль, девочка, прости меня за все! – опять начал он молить о прощении.
– Дядя, пообещай мне одно! Не дай им сжечь меня, если уж и суждено мне умереть, то я хочу покоиться на своей родине.
– Перестань, Катриэль, что ты такое говоришь, девочка! – дядя Антон замахал на меня руками. – Все будет хорошо – вот увидишь.
Видя мои полные слез и отчаяния глаза, он вдруг очень спокойно произнёс:
– Я узнавал, у них не принято сжигать, не бойся, у них так же, как и у нас, хоронят в гробу. Все будет, как задумано! Доверься мне. Ты мне веришь? – он посмотрел мне в лицо своими добрыми карими глазами.
– Да, дядя Антон! – сказала я, лишь бы его успокоить, чтобы он не терзал так себе душу.
Дядя суетливо положил пустой пакетик обратно себе в ботинок.
– Ну, все, я пойду! Помни, что все будет хорошо! – напоследок сказал он, направляясь к выходу.
Уже у порога он обернулся, посмотрел на меня грустным взглядом и несколько раз постучал по деревянной двери. Она отворилась, и охранник отошёл в сторону, выпуская его из помещения.
Я присела на корточки, пряча свои руки в подмышки, чтобы хоть чуть-чуть их согреть.
А вдруг этот порошок вообще не подействует?!
Вдруг мне придется перенести все пытки, что приготовил для меня Драко?
Он ведь дал ясно понять, что не пощадит виновницу в смерти своего отца. Решив не мучать себя горестными раздумьями о том, что еще не случилось, я умудрилась даже вновь уснуть. Все же человек привыкает к любым условиями и адаптируется к ним.
Мне снился жуткий сон:
Драко стоит на площади, держа меня за руку. Вокруг нас собралась толпа людей, они все кричат и показывают на меня пальцем, а я слышу только одно слово: «убийца!».
Он крепко сжимает мою руку и тащит к сложенному из поленьев и хвороста помосту. У меня совсем нет сил сопротивляться, поэтому я, как тряпичная кукла, тащусь за ним, не поспевая за его широкими шагами.
Он подводит меня к огромному костру, что уже тянется ко мне жаркими языками пламени. Драко подталкивает меня еще ближе.
– Сейчас ты ответишь за то, что убила моего отца! –
Глава 2
Мою руку обжигает огнём, потом вторую… Как же больно! От этой боли я и проснулась, в панике оглядываясь по сторонам. На какой-то момент сон и явь так переплелись, что я думала будто и правда начинаю гореть в огне. Но я была там же, в камере, чьи каменные стены словно надвигались на меня, грозя раздавить, лишая воздуха. Подняв голову, я посмотрела на решетку под потолком, сквозь которую струился тусклый свет. Чувствуя накатывающуюся волну жара, я сняла полушубок. Почему так жарко, что со мной?! Лицо сильно горело, как в лихорадке… И тут я вспомнила про порошок. Так вот в чем дело! Догадка совсем меня не успокоила. Наоборот, стало ещё страшнее. Застонав от нового приступа боли в суставах, я постаралась встать на ноги. Голова сильно кружилась, грудь жгло огнём, я резко согнулась от колющей боли в сердце, прижимая ладонь к груди.
«Я умираю…» – в панике пронеслась мысль.
Едва переставляя ноги, я шла вдоль стены темницы. Упираясь ладонями в холодные камни, радовалась их шероховатости и неровностям, которые помогали удерживать вертикальное положение.
Шаг, ещё шаг…
В следующее мгновение, влажный под камеры стремительно бросился мне навстречу. Рухнув на колени, я едва успела выбросить вперед ватную руку, чтобы не разбить лицо. Веки стремительно тяжелели, а вместе с этой тяжестью уходили беспокойство и страх. Теперь все равно. Я либо очнусь на свободе, либо умру здесь…
Перед глазами моменты из прошлого. Так вот что имеют в виду, когда говорят «жизнь пролетела перед глазами». Удивительное ощущение…
Вот я, совсем еще малышка, сижу на коленях у матери. Она ласково гладит меня по длинным косам и поет на румынском детскую песню.
«В косы дочке я вплету ленты золотые,
Чтобы путь ей освещали в темноте родные…
Чтобы, милая моя, путь свой сложный просто одолела,
Чтобы, счастье повстречав, не обомлела.
И доверие с любовью рука об руку вели,
Освещая светом путь ей впереди»
Голос мамы становится все тише и тише. Но даже это не расстраивает. Ради этого момента я готова была умирать снова и снова в самых страшных муках…
А теперь я стою на рынке, продавая помидоры с огурцами и не хитрые поделки, сделанные своими руками, чтобы лишнюю копеечку принести домой. Это воспоминание тоже быстро теряет краски, становится расплывчатым. Ему на смену приходит другое. Мама лежит в гробу с синими губами, руки сложены на груди. Тихая и безучастная, к моей истерике. Она не слышит моих рыданий, не видит, как дядя Антон буквально силой выводит меня из комнаты. Душа кричит, захлебывается от боли потери. Пожалуй, единственное связанное с мамой воспоминание, которое я хочу забыть навсегда.