Мания расследования
Шрифт:
— В прокуратуру вернетесь?
— А надо?
— Я вас жду, — сказал шеф и отключился.
Я попрощалась с экспертом и ушла. Но события этого длинного дня еще не были исчерпаны.
В прокуратуре уже тоже было темно, и свет горел только у прокурора. Я вошла к нему не раздеваясь, и прямо в куртке присела у стола, собираясь с мыслями.
— Сегодня Кочетова рапорт написала, — поделился со мной шеф.
— Лариса? — удивилась я.
Кочетова работала помощником прокурора, поддерживала обвинение в суде уже сто пятьдесят лет, своей работой была
— Лариса, — грустно подтвердил шеф.
— Она же еще пенсию не выработала. — Я ей то же самое сказал.
— А в чем дело?
— Поговорите с ней завтра, ладно? — попросил шеф. — Может, одумается. Ну, а что у вас?
Я набрала воздуху и рассказала шефу все честно, без утайки. И про обед с Барракудой в гостинице, и про инсинуации, связанные с голубым бриллиантом, и про разговор с Ермиловым, и про обаяшек-оперов. И про чеки с подписью Нагорного, и про пистолет, и про пули.
— Полагаете, фальсификация? Все-таки подбросили ему пистолет? — шеф, не глядя на меня, постукивал по столу сломанным карандашом.
— На девяносто процентов.
— По заказу Нагорного?
— А это — на сто процентов.
— Так что, он жив и где-то прячется?
— Да, — твердо сказала я. — Теперь у меня уже сомнений в этом не осталось.
— Инсценировал свою гибель?
— Ничего он не инсценировал. В панике сбежал, после убийства жены. Он прячется не от прокуратуры, а от киллеров.
— Где искать его думаете?
— Эти два оперативника, Спивак и Захаров, точно знают, где он. По крайней мере, поддерживают с ним связь.
— Уверены?
— Абсолютно. Мне Спивак сказал прямым текстом, что вопрос о моем гонораре можно обсуждать. Но вряд ли он является распорядителем кредитов.
— А что опера эти из себя представляют?
— Умные. И опасные.
— Значит, жив… — задумчиво сказал шеф.
В коридоре что-то стукнуло. Шеф поднял голову и прислушался.
— Кто там бродит, вы не знаете? А то я 3oю отпустил, в приемной никого. Еще сопрут что-нибудь…
Я встала и подошла к двери; из приемной слышался какой-то шорох. Резко распахнув дверь, я оказалась лицом к лицу с румяным Шарафутдиновым, который держал в руках книгу учета ухода сотрудников прокуратуры, и не просто держал, а листал ее.
— Ты что тут делаешь? — резко спросила я.
— Вас ищу, — громко отрапортовал он, не отрываясь от книги. — Вот смотрел, думал, может, вы записались куда…
— Ну так вот я. Книгу можешь положить.
— Сейчас, страничку дочитаю.
И
— Зачем ты меня искал?
— Доложить вам.
— Что?
— Что я труп нашел.
— Чей труп, Александр Равилевич?
— Нагорного, чей же еще? — удивился этой дебил. И протянул мне прозрачную папку я документами.
Я взяла их, не глядя.
— Посиди здесь, ты мне тоже нужен, — сухо сказала я и вернулась к шефу. За моей спиной Шарафутдинов послушно присел на стульчик.
— Ну, кто там? — поинтересовался шеф.
— Опер, — сказала я безразлично. — Документы по трупу Нагорного принес.
— Ну-ка, ну-ка, — шеф с любопытством потянул папочку к себе. Оттуда выпала опознавательная карта, какие обычно заполняют на неустановленные трупы, и фотография несвежего тела, наполовину занесенного снегом. Конечно, трупные явления успели исказить внешность покойного, но он все равно был потрясающе похож на того человека, чье хищное лицо было знакомо мне по фотографиям в деле об исчезновении Нагорного.
Глава 17
Раскаявшись про себя, что назвала Шарафутдинова дебилом, я притащила его в кабинет прокурора, мы с шефом выспросили у него подробности. Дебил дебилом, а тупость иногда заменяет дотошность. Татарин каждый Божий день старательно лопатил сводки по городу и области. И выкопал из этих сводок обнаружение трупа неустановленного мужчины в лесном массиве Всеволожского района. Данные в опознавательной карте по трупу полностью совпали с данными в такой же карте, заполненной после исчезновения Нагорного, даже одежда совпадала до пуговички, только ремня в брюках не было. Лицо обнаруживало сходство, и Шарафутдинов посчитал свою задачу выполненной.
— А группа крови?.. — я полезла в материалы дела.
Оказалось, что группа крови совпадает.
— Ну что, жив?.. — шеф искоса глянул на меня.
— Все равно надо проводить экспертизу, — сказала я упрямо, но и без экспертизы было ясно, что это труп Нагорного.
— Застрелен? — спросил шеф.
— Асфиксия, сломана подъязычная кость, — пояснил Шарафутдинов.
— А давность какая? — я заглянула в копию протокола осмотра трупа и акта судебно-медицинского исследования трупа; видимо, до получения суждения о причине смерти областной следователь экспертизу пока не назначал и ограничился направлением на вскрытие.
По прикидкам судебного медика, труп лежал там, в лесочке, полузакопанный в снег, от недели до трех месяцев; с учетом зимнего времени и минусовой температуры более точно высказаться не представлялось возможным. Я с досадой стукнула кулаком по столу, прямо по опознавательной карте: только-только у меня в мозгах начала выстраиваться более-менее четкая схема, и вот опять все псу под хвост…
— Александр Равилевич, — я повернулась к Татарину, — не сочти за труд, метнись в Москву, в Экспертно-криминалистический центр, забери оттуда две пули.