Мания. Книга вторая. Мафия
Шрифт:
В воде осетры признавали его за своего.
Но в Волжском, где он обитал, жизнь его осложнилась неудачной женитьбой. А поскольку это все было совершенно малоосмысленно, то вскоре он, как привыкший делать глубинные оценки, пришел к выводу, что дети, которых ему, возможно, наплодит жена, будут разных народов.
Потому тихо оставил ее и мирную передышку решил сделать в Светлом, где у него жила тетка.
И недавно, справив не очень веселую годовщину своего развода, он – в пивнухе – и повстречал Триголоса.
За
Так Уваев стал «твилосцем».
Знакомство с Тюсиным натягивает на что-то детективное.
Жорка неведомо с кем и, главное, зачем приехал как-то по большой пьяни в Светлый, естественно, без копейки денег в кармане.
Вывалили его, видимо, все же собутыльники на берегу, а сами отбыли по только им ведомому назначению.
Жорка долго промигивал то, что нарезывалось на глаза, потом спросил одного мальчишку:
– Куда меня черти занесли?
А тот ему:
– Спроси у кобеля, а у меня опосля.
Вредный пацан попался. Явно без понятия. А кобелек рядом действительно был. И такой же бесприютный, как он сам.
– Ну что, кутя? – спросил его Тюсин. – Вместе будем ночку коротать?
И они, угревшись, уснули с тыльной части магазина, в котором торговали водкой из-под полы.
Жорка проснулся от ощущения, что кто-то стал ему подошвой на морду. Вскинулся: так и есть. Чья-то нога в сапоге прищемила сразу обе щеки.
Ну, а поскольку это сочиняло некое неудобство, Тюсин и повернул ее в обратном направлении.
И в тот самый момент прибежала сторожиха со свистком.
Переполох.
Доспал уже в милиции. А утром стало известно, что это благодаря ему магазин не обчистили. Тот, кому он вывернул стопу, выдал своих товарищей, и теперь у них будет личное время на восстановление доверия друг к другу.
И вот там, в милиции, полковник Курепин и спросил:
– А чем вы занимаетесь?
– Сном да голодом, – ответил Жорка. – Вот ночью спал – не дали. Теперь есть хочу – тоже, похоже аппетит перебьют.
– Я вам вот что посоветую, – сказал Аверьян Максимыч. – Пойдите вот по этому, – он черканул на бумажке, – адресу, и там вас покормят.
Так Тюсин оказался у Триголоса.
Сейчас тут ни этих троих, ни других прочих не было. И потому Триголос развлекался с теми, кто есть.
– Ну что, Витек? – спросил он Зубка. – Жим-жим играет?
У того вздутие на шее само собой образовалось. Да что же это его этот нескладач так перед бабой позорит?! И вместе с тем рвать при ней зуб было по меньшей мере неразумно. Как-никак, а пропивание достояния собственного скелета – дело интимное.
Но Триголос потерял всякое понятие с тех пор, как начал по большому «икрометничать». За день кого у него только тут не перебывает. И все с разинутым ртом: «Дай!» Потому возникла мысль сделать так, чтобы
Правда, долю он свою получает. Но вот распорядиться тем, что есть, не может.
Второй раз видит Триголос Витьку таким растерянным. Первый был, когда Алевтину Мяжникову грохнули. Прослышал он об этом и обмяк:
– Значит, мокряк присобачат!
– Но ведь не ты ее убил? – спросил Веденей.
– Да то я, что ли! – ответил Витька. – Но все видели, как меня к ней черти несли. И там я еще с ее Егором покорябался.
– Ну вот, – успокоил Веденей, – может, он ей и сделал харакири.
– Не! – помотал своей круглой головой Витька. – Тут чистоделы сработали.
– Ну а кому она нужна? – вырвалось у Триголоса.
– После атомной бомбы, – сказал Зуб, – баба по вредности стоит на втором месте.
– Ну чем же она кому могла досадить? – лениво вопросил Триголос, радуясь, что всякие перипетии жизни его теперь ни в какой мере не касаются. Он ушел в глухую защиту. И никто его теперь не выманит на открытую потасовку.
Веденей сроду не думал, что так вольготно может разрешиться и эта трудная ситуация.
Знал он, что в каком-то смысле существует вторая, более тайная, а оттого и привлекательная жизнь. Ведомо ему было, что некоторые позавели себе любовниц, а то и вторые семьи. А вот чтобы хоть у кого-то была и во всем прочем еще одна изнанка, не ведал. Глаза ему по-настоящему открыл все тот же Тюсин.
– Знаешь, сколь первяк получает? – спросил он.
С трудом, но Триголос понял, что речь идет о первом секретаре обкома партии.
– Так вот кинь на балберки – пятьсот рэ. Угольмовал? А теперь давай посчитаем, сколь он раз в Москву-потешницу выезжает. Не меньше, как четырежды в месяц. А там не просто надо на что-то жить, но и показать события политического порядка. Значит, в ресторан кое-кого позвать.
Он оторвался, чтобы сделать глоток водки, и продолжал:
– А ежели, к тому же, надо восстановить какое-либо доверие, то тут и вовсе нужна политическая живопись.
– Какая? – не понял Веденей.
– Ну та, что на лицевой стороне червонцев рисуется. Ленины нужны, и как можно больше. А где их взять? В мавзолее он в единственном экземпляре. Потому…
И хоть Триголос ничего не сказал, подхвалил:
– Умница! Надо трогательную дружбу заводить с таким, как ты, добытчиком. А коли поддержать кое с кем вокальные монологи, и несколько таких «триголосых»…
Он закурил.
– Потому рано или поздно, но они тебя найдут.
И его нашли. Может, не те, о ком говорил Жорка, но это были люди без предварительных требований.