Мантия с золотыми пчелами
Шрифт:
Она повернулась к иконам, будто извиняясь за несдержанность. В серебряной лампадке теплился огонек, едва заметный при дневном свете.
– Скажите, вы знали Василия Тарханина? – спросила Астра. – Он жил на Березовой улице, работал реставратором, потом дежурил в музее…
– Слышала краем уха. Не то два, не то три года прошло, как он преставился… Болел сильно, но Бог ему быструю смерть послал. Кажется, угорел в баньке или дровами присыпало… Миша мой лет шесть тому ходил вместе с ним на богомолье в какую-то пустынь. Там старец жил, который от любой хвори травами лечил и убеждением. Миша думал, старец
– А Бояринов был знаком с Тарханиным?
Василиса пожала плечами:
– В Суздале почти все друг друга знают. Большая деревня. Только Бояринов жил сам по себе, дружбы ни с кем не водил… Не помню, чтобы он говорил о Василии. Может, в молодости они и были приятелями, а потом разошлись. Тарханин-то постарше будет…
– Спасибо, Василиса, за то, что согласились ответить на наши вопросы, – с признательностью улыбнулась Астра. – Кстати, вы пчел не боитесь?
– Чего их бояться? – удивилась женщина. – Летают себе и летают. Сколько их в огурцах вьется, когда начинается цветение! Они же растения опыляют. Пчела зря никогда не укусит. Если ее не трогать, она тем паче не тронет.
– У Бояринова есть пасека?
– Нет, он мед для ресторана берет у пасечника Аверкия. У него многие берут. С ульями возни много, а Николаю Порфирьевичу некогда пчелами заниматься. У него же бизнес.
– Когда вы работали у Бояринова, не замечали ничего странного, связанного с пчелами?
Василиса задумчиво покачала головой:
– У нас пасеку держать выгодно: мед не залеживается – без него ни сбитня не приготовишь, ни медовухи нашей знаменитой. А что тут может быть странного? Ну, разводят люди пчел: кто для себя, кто для заработка. Жить-то надо!
Она опять взглянула на ходики. Это были старые механические часы с цепью и гирями. Удивительно, что они все еще тикали.
– Нам пора, – поднялась со стула Астра и сделала знак Матвею. – Засиделись мы у вас, Василиса, время заняли. Давайте, мы вам заплатим.
– Я за разговор денег не беру…
– Тогда хоть огурцов купим у вас.
– Это завсегда пожалуйста!
Она проворно сбегала в кухню, насыпала огурчиков в пакет и принесла гостям. Матвей щедро расплатился, сдачи не взял. Василиса проводила их до калитки.
Они уже садились в машину, когда она выскочила на улицу и крикнула:
– Постойте! Я, кажется, вспомнила… Про пчел…
Глава 22
К Музею славянской культуры вела березовая аллея. Табличка на дверях висела новенькая, как будто ее только что вымыли. В гулком холле уборщица пенсионного возраста с тряпкой в руках вытирала пыль.
– Закрыто у нас, – пробурчала она. – Санитарный день!
– Мы по личному делу пришли, – объяснила Астра. – Кто-нибудь из сотрудников есть на месте?
– Почитай, все… Порядок наводим!
– Вы Василия Тарханина помните? Он работал здесь смотрителем.
– Ваську-то? Как не помнить? – пожилая дама опустила тряпку в ведро с водой, прополоскала, выкрутила и отложила в сторону. – А вы кто будете?
– Мы хорошего реставратора ищем, – вмешался Матвей.
– Васька теперича там трудится! – уборщица подняла кривой
Она что-то пошептала и широко перекрестилась. Набожный был народ в Суздале, благочестивый.
– Жалко, – скорбно кивнула Астра. – Нам бы с его друзьями поговорить! Может, они посоветуют, к кому обратиться?
– У Васьки друзей не было, – отрезала пожилая дама. – Он бирюком жил, – прости, Господи! – ни с кем близко не сходился. Молчун, каких свет не видывал! Бывало, подойдешь к нему, и так заговоришь, и этак, а он насупится, глядит исподлобья, и ни словечка! Как есть, бирюк. У нас его монахом звали…
– Почему монахом?
Уборщица обрадовалась возможности посудачить:
– Он все грозился в монастырь податься, да так и не решился. Грешен, видать, был. Бог-то его и не принял в святую обитель. Он же бобыль-бобылем, Васька! Ни жены, ни детишек – один жил, неприкаянный. Все через свою угрюмость!
В ее голосе прозвучало досадное сожаление. Уж не пыталась ли пенсионерка окрутить бывшего реставратора? Тот не поддался – отсюда и досада.
Астра прикинула в уме, сколько сейчас исполнилось бы покойному Тарханину. Выходило, что шестьдесят восемь лет. Уборщица выглядела помоложе, но вполне подходила ему в подруги жизни.
– Что, он всегда такой молчун был?
– Смолоду-то нет… На стройках работал, в комсомольской бригаде, потом клубом заведовал. На танцах такие кренделя выписывал! – пенсионерка заулыбалась, стеснительно прикрывая губы ладошкой. – Он мне еще тогда приглянулся…
Проговорившись, она сразу подобралась и отвела глаза. Негоже откровенничать при чужих людях! Тем более в ее возрасте про любовь вспоминать.
– Почему же Василий не женился?
– Поговаривали, была у него тайная зазноба… да не склеилось у них…
– В музей вы его устроили? – догадалась Астра.
– Я, по старой памяти. У нас смотрителей не хватало. Молодые не хотят идти, платят мало, а Ваське в самый раз. Он болеть сильно начал. Куда ему по лестницам карабкаться, кирпичи таскать, ведра с раствором? Пришлось из бригады уходить, а на одну пенсию-то не протянешь. Печенка у него слабая оказалась, хотя он сроду не пил… Не то чтобы совсем не брал в рот – раньше пропускал рюмочку по праздникам, но не так, чтобы печенку загубить. Вон, алкаши бутылями хлещут и хоть бы что… Я думаю, его болячка внутри сидела, в душе, грызла его, ела поедом, пока не доконала совсем.
– Какая такая болячка?
Уборщица сокрушенно развела руками:
– Кабы знать-то?! Васька сам чувствовал, что ему душу облегчить надобно, от того и искал утешения в молитвах, по святым местам ходил, у преподобных старцев совета спрашивал. Видно, не мог он покаяться в грехах, очиститься от скверны… А все-таки Бог его помиловал, послал легкую смерть. Дровами его засыпало. Доктор мне сказал, что Васька быстро кончился, без мучений. К нему как раз племяш приезжал из Москвы, было кому похоронить по-человечески. Знаете, после выяснилось, что Василий деньжата имел. У нас народ деревенский, дотошный, ничего от них не утаишь, но про Васькины деньги никто слыхом не слыхивал. Я до сих пор не могу поверить! Откуда он их взял-то? Видать, нечистые те денежки…