Манускрипт
Шрифт:
— Ох, Генри, не провоцируйте меня, я дал Джону слово держать наши с ним дела в секрете от посторонних.
И подмигнул собеседнику, мол, тебе-то удалось краешком прикоснуться к этой тайне.
Обед завершился поданным в качестве десерта восхитительным чизкейком. Даже мне, не большому любителю сладкого, яство пришлось по вкусу. Особенно в сочетании с чашкой хорошего эспрессо.
— Ну, как вам наш десерт? — поинтересовался я у сидевшего напротив политика.
— Божественно!
— Эй, Санни, — обратился я к официанту, прочитав имя на бэйджике. — Я там на кухне заранее упаковал для нашего гостя большой кусок чизкейка в дорогу…
— Да что вы, не стоит…
— Ещё как стоит, Генри. Считайте это взяткой. В будущем, когда
— Ну, если мне всегда будут предлагать такие взятки, то я не против.
Мы рассмеялись, а я в этот момент думал, достаточно ли высыпал в сырный торт рицина или что там я намолол, чтобы свалить с ног молодого, здорового человека. Лишь бы он других угощать не вздумал. Торт-то заранее порезан, мало ли, сунет в самолёте кусочек какому-нибудь малышу — и его смерть будет на моей совести.
Я лично отвёз гостя в аэропорт на своём «Корде» и посадил его в самолёт. На прощание посоветовал не тянуть с уничтожением чизкейка, есть, пока он относительно свежий. Лишь только проводив взглядом растворившуюся в закатном небе крылатую машину, я поехал в отель, про себя моля Господа простить мне этот грех и уберечь невинных.
А через 5 дней на мой стол лёг свежий номер принадлежавшей мне газеты, освещавшей события не только нашего округа, но и более глобального масштаба, хотя в этом случае уже и без участия собственных корреспондентов на местах, получая информацию зачастую с помощью радиостанции. Публиковались такие новости обычно на второй полосе. И вот как раз с неё-то на меня сейчас смотрел портрет Генри Мартина Джексона, демократичного конгрессмена и сенатора от штата Вашингтон. Правда, теперь уже бывшего, так как ниже был напечатан некролог от лица Конгресса, в котором говорилось, что сегодня скорбит не только Вашингтон, но и вся Америка. Что не стало верного борца за права американских граждан и прочая и прочая… Дальше приводилось заключение медиков и патологоанатома. Профессор Харриган рассказывал, что к ним в госпиталь университета Джорджа Вашингтона пациент поступил с симптомами, похожими на грипп. Но вскоре у него одна за другой отказали почки, впал в уремическую кому. Гемодиализ лишь продлил агонию больного, который спустя сутки после поступления в госпиталь скончался, не приходя в сознание. Судебно-медицинский эксперт добавил, что поражёнными оказались не только почки, но и другие органы, не исключено воздействие какого-то токсичного препарата. Представитель полиции отговорился общими фразами. Мол, идёт расследование, пока рано что-то говорить, предполагать можно всё, что угодно, и нет повода связывать смерть конгрессмена с его позавчерашним эфиром в одной из популярных программ.
Читая всё это, я испытывал неоднозначные эмоции. Какая-то часть моего сердца сожалела о содеянном, всё-таки лично мне этот парень ничего плохого не сделал, да и не было уверенности, что это тот самый Джексон. Может быть, зря я его уделал? Хотя, конечно, политические убеждения конгрессмена навевали на грустные выводы, и вряд ли он бы перековался в будущем, поэтому сильно горевать не стоит.
Хотелось верить, что Генри съел свой кусок полностью ещё в самолёте, и дома у него не найдут остатков отравленного чизкейка. Иначе следы выведут прямиком в мой ресторан, только и останется, что свалить всё на шеф-повара. Или я на такую подлость не способен? Говорят — чужая душа потёмки, а тут, по большому счёту, и в своей-то ещё не все изведано. Но всё же предел своей низости, хотелось верить, я знаю. Может быть, и не стал бы орать, что это я, а не шеф-повар отравил конгрессмена, а вот лучшего адвоката для своего кухмейстера нанял бы однозначно.
Следующие пару недель я провёл в тревожном ожидании. Ждал, что в любой момент в Лас-Вегас прибудет группа захвата с ордером на мой арест, а может, и сам Гувер, злобно щуря глаза, как свояк Хэнк щурился на мистера Уайта,
А вскоре и вовсе забыл о своей невинной проделке, так как нашлись более насущные дела. В частности, я решился наконец реализовать свои планы по расширению своей медиасети на Канаду. Для этого мне пришлось отправиться в Торонто, где я заключил договор с канадской телерадиовещательной корпорацией. В рамках этого договора говорилось, что строительство вышек для передачи сигнала берёт на себя местная компания, ну да я и не настаивал на другом варианте. Конечно, в Штатах я мог бы найти вариант и подешевле, чем за полмиллиона долларов, но выгода, которую я имел с этого гешефта, покрывала потенциальные расходы.
Опять же, канадские рекламодатели, заранее пронюхавшие о нашем появлении на медиарынке этой страны, уже выстраивались в очередь. Но снимать телевизионные ролики для них станут местные студии. Благодаря этому себестоимость продукта станет ниже, что не будет отпугивать потенциальных клиентов.
Реализация плана была рассчитана на полгода. Через шесть месяцев компания-подрядчик обещалась предоставить моей корпорации телерадиомачты под ключ. По такому поводу нам пришлось создавать отдельную частоту для радио и телеэфира, поскольку вещать мы собирались также и на франкоговорящие провинции Канады, для чего создавался отдельный телеканал. Закупили дополнительное оборудование, так как прежних мощностей уже не хватало, а заодно приняли на работу нескольких франкоговорящих ведущих.
Гувер как ни в чём ни бывало продолжал подбрасывать материалы для моих масс-медиа. При том, что риторика в них продолжала оставаться антикоммунистической, в то же время он никак не настаивал на том, чтобы я прекратил агитацию за открытие Второго фронта, подключая к съёмкам то одну, то другую звезду Голливуда. Набравшись наглости, я для одного из роликов даже пригласил Кэрол, надеясь, что она мне по старой дружбе не откажет. Звонить не стал, просто подошёл к ней в съёмочном павильоне, где она как раз отработала свою сцену для комедии, в которой её партнёром выступал оскароносный Джими Стюарт.
— О, Фил, привет! — приподняла Кэрол тщательно выщипанные брови и не менее тщательно накрашенные ресницы. — По делам или так, на меня посмотреть?
— Смотреть на тебя можно бесконечно, — польстил я её самолюбию, — но в данный момент у меня к тебе деловое предложение.
— Деловое? Я заинтригована. Что ж, у меня есть немного свободного времени, давай обсудим, что ты хочешь мне предложить. Только в моём вагончике уединяться не будем, а то люди могут всякое подумать.
Я хмыкнул, вспомнив наш бурный вечер в отеле, после которого на свет появился маленький Люк. Звучит, кстати, почти как «Маленький Мук».
Мы расположились за столиком в тени большого брезентового зонта, ассистентка режиссёра принесла нам по большой чашке кофе и сэндвичи. Прежде чем приступить к обсуждению перспектив нашего сотрудничества, немного смущаясь, поинтересовался, как там мой сын.
— Что это ты вдруг о нём вспомнил? — усмехнулась Кэрол. — Хотя что это я, ведь ты же вспоминаешь о сыне раз в год, присылаешь подарки. Ему, кстати, понравился набор солдатиков.
— Я думал, ты их выбросишь… А с сыном виделся бы хоть каждый день, но ты же сама будешь против. Или нет?
— Буду, Фил, ещё как буду.
— Даже украдкой?
— Да, даже украдкой. Не хочу, чтобы и ты мучился, и Кларк что-то заподозрил.
— Ясно… Кстати, с кем ты оставляешь Люка, когда снимаешься? С няней или мужем?
— Почему это тебя интересует?
— Ну-у… Так, это же всё-таки мой ребёнок.
— Фил, — наклонилась она ко мне, сузив глаза, — запомни раз и навсегда… Люк — наш с Кларком сын, и что бы ты ни говорил — ты ничего не докажешь. И вообще… Вообще, я пошутила, когда сказала, что забеременела от тебя. Я от Кларка залетела, ясно тебе?!