Манюня пишет фантастичЫскЫй роман
Шрифт:
— Бреете на проходе? — пошутил папа.
— Что-то типа того, — засмеялась товарищ Маргарита. Она повела нас к небольшому одноэтажному домику.
— Таких домов на территории лагеря ровно десять. В каждом домике — по две комнаты, большая рассчитана на десять детей, а маленькая комнатка для вожатой. Лагерь строился таким образом, чтобы во время войны с империалистическими странами быстро превратить его в военную часть, — с гордостью рассказывала товарищ Маргарита. — Домики легко можно переоборудовать в казармы, справа, там, где мы проводим утренние
— Бомбоубежище имеется? — иронически улыбнулся папа.
Товарищ Маргарита посуровела лицом:
— Кстати, начальник лагеря Гарегин Сергеевич — подполковник в отставке!
Как только Манька услышала про войну с империалистическими странами, она тут же втянула пузо, собрала губы в куриную жопку и строго глянула на меня — слышишь?
Я мелко затряслась в ответ. Судьба нашей родины, со всех сторон окруженной враждебными империалистическими странами, не давала нам покоя. Каждая из нас была готова хоть завтра на войну — защищать единственную державу в мире, которая ратует за свободу, братство и равноправие с угнетенными неграми Южной Луизианы.
Меж тем товарищ Маргарита, задетая папиным ироническим тоном, не на шутку разошлась.
— Вы не смотрите, что домики кажутся хлипкими. Они выдерживают ударную волну любой силы. — И она для наглядности несколько раз постучала кулаком по стене возле входа. Со стены тут же отвалился большой кусок штукатурки и шмякнулся ей под ноги.
— Показывайте лучше комнату девочек, — вздохнул папа.
В комнате девочек немилосердно пахло краской. Дощатые полы радовали глаз кумачовыми негустыми мазками поверх прошлогоднего зеленого, в широкие щели между досками кое-где пробивалась трава. Вдоль стен стояли железные кровати с панцирной сеткой, на «незанятых» свернутыми рулонами лежали матрасы и топорщащиеся перьями кусачие подушки. Остальные кровати были застелены зелеными пледами. В углу комнаты стояла одинокая ветхая тумбочка.
— Ура, тумбочка! — обрадовалась Манька и дернула за дверцу. Дверца со скрипом отошла от петель и осталась у нее в руках.
— Нужно осторожнее, — назидательно выговорила товарищ Маргарита и прислонила дверцу обратно к тумбочке, — это одна тумбочка на всех, хранить здесь будете мыло, зубные щетки и пасту.
Я расстелила матрас и села на кровать. Сетка, убийственно скрипнув, повисла гамаком. Я надавила сильнее и нащупала попой пол.
— Кровати старые, да, — потупилась вожатая, — зато полы свежеокрашенные.
— Это мы уже заметили, — снова вздохнул папа.
Дальнейшая беглая экскурсия по лагерю ввергла отца в ужас. Чтобы помыть руки, нужно было отстоять большую очередь к трем рукомойникам, прибитым к стене столовой. Туалет девочек представлял собой насквозь продуваемое деревянное сооружение с пятью отверстиями в полу. За тонкой стенкой с многочисленными щелями находился туалет мальчиков. Над дырами в полу, отчаянно жужжа, летали зеленые толстые мухи и пчелы.
— А где моются дети? — взвыл папа.
— Там, — махнула рукой в сторону леса товарищ Маргарита.
— Где — там? — удивился папа.
— Баня находится в лесу. Каких-то минут двадцать ходьбы от лагеря. Топят раз в неделю, углем. Дети моются и устраивают небольшую постирушку.
Папа несколько секунд сверлил переносицу товарищ Маргариты немигающим взглядом.
— Из каких таких стратегических соображений баню построили в глухом лесу? Чтобы шпионы не вычислили, где моются советские солдаты?
— Это не баня, это котельная, — теперь уже вздохнула товарищ Маргарита и зачастила шепотом: — Сдается мне, про баню они совсем забыли, а потом спохватились и сделали пристройку. Вы не волнуйтесь, тут речка рядом, дети ежедневно будут купаться.
Потом папа велел нам дожидаться в комнате и пошел здороваться с начальником лагеря Гарегином Сергеевичем. Мы за это время перезнакомились со всеми девочками из нашей комнаты. Особенно нас впечатлила девочка Сюзанна из города Кировакан. Она рассказала, что, как только отучится в школе, их семья переедет в Лосанжлес.
— А что такое Лосанжлес?
— Это город в Америке. Там мой дядя живет.
— Наша Каринка тоже поедет в Америку, — похвасталась я.
— Только мотоцикл куплю и все, — засопела сестра.
Сюзанна подняла свой матрас и продемонстрировала нам какие-то зеленые штучки.
— Это что? — вылупились мы.
— Это бананы. Папа достал. Неужели ни разу не ели?
— Неа.
— Они созреют, и я вас угощу.
— А мы тебя баклажанной икрой угостим, — растрогалась Маня.
— И бутербродами с колбасой, нам мама с собой положила, — сказала я.
Потом пришла медсестра товарищ Алина и повела нас на медосмотр. Вошек, к счастью, она у нас не обнаружила, зато измерила рост и взвесила каждую на больших весах. Мы, затаив дыхание, наблюдали, как она длинным алым ногтем передвигает туда-сюда маленькие гири и записывает наши данные в отдельную тетрадку.
— Росту в девочке метр шестьдесят пять, а весит всего тридцать восемь кило. Непорядок, будем откармливать, — доложилась она папе.
— Не надо, — пискнула я.
— Надо!
— А как тут кормят? — поинтересовался папа.
— Хорошо кормят, — зачастила товарищ Алина, — вчера на ужин была манная каша на воде. Но с маслом. И чай с бутербродом. Хлеба много, не волнуйтесь, дети растащили его по комнатам и доели ночью.
У папы сделалось такое лицо, словно он оставляет нас в плену врага. Он взял медсестру под локоток, подвел к своей «копейке», потыкал пальцем в крест на лобовом стекле. Следом зачем-то продемонстрировал ей аптечку и бегло рассказал, для чего предназначен каждый препарат.
— Я врач, понимаете? — глядел он проникновенно в глаза товарищ Алине. Папа, видимо, решил, что ситуацию спасет цеховая солидарность, и сделал акцент на общей с медсестрой профессии.