Манюня пишет фантастичЫскЫй роман
Шрифт:
А дед Сако, скрипя и негодуя, по новой шел на речку — за следующей порцией ни в чем не повинной рыбы. Впрочем, и этой рыбе не суждено было продержаться долго — к следующему вечеру ситуация повторялась с точностью до мелочей. Ибо гуманность детей не знает границ — любого до смерти залюбят.
После ритуальной уборки наступала счастливая пора «водных процедур». Дети полтора часа резвились в воде, загорали на берегу и ловили огромных, величиной с ладонь, бирюзовых стрекоз, которые в большом количестве роились окрест. Девочки, соорудив себе зубодробительный макияж из цветочных лепестков,
Речка была широкой, но совсем неглубокой, и чистой-чистой — камушки на дне можно было пересчитать. Старшие мальчики загородили пологий участок валунами и соорудили себе некое подобие бассейна, куда ныряли с гиком и ором, обдавая всех брызгами. Девочки постарше визжали и выделывались, а мелочь навроде нас бегала кругами и подставляла брызгам то спину, то пузо.
В первый день водных процедур к пляжу вышла тетя Лина, скинула с себя халат и сразила всех повышенной шерстистостью торса. Мы с Маней тут же спрятались за Каринкину спину — такого мы в жизни не видели, даже в городской бане, куда нас как-то сводила мыться Ба. С середины бедра и до лопаток у тети Лины рос непролазный каштановый лес. Что творилось на животе, можно было только догадываться — фасад прикрывал могучего сложения купальник.
Премьерный заплыв лагеря был сорван. Дети пялились на Тетилинины кущи и испуганно жались к вожатым, вожатые бегали глазами и делали вид, что ничего страшного не происходит.
А тете Лине все было нипочем — она непринужденно вошла в речку, полежала поперек течения — волосы распушились в воде и красиво ходили туда-сюда водорослями, потом вышла на берег и легла загорать. Шерсть на Тетилинином теле мигом схватилась и заклубилась кольцами.
— Гормоны, будь они неладны, — пояснила она лениво в пространство, — климакс!
При слове «климакс» мы с Манькой и Каринкой переглянулись. Его часто употребляла Ба, когда ругала кого-то.
— Небось у нее климакс, вот и ведет себя неадекватно, — хмыкала она.
Мы и подумать не могли, что климакс, кроме не пойми какого поведения, может еще и к волосатости приводить!
Очень скоро дети свыклись с Тетилиниными новыми реалиями и стали подходить, чтобы погладить ее по шерстистой спине.
— Не болит? — сочувственно качали они головой.
— Очень болит, — хохотала тетя Лина.
— А почему вы хотя бы не бреете… сь? — спросила Каринка.
— Только этого не хватало — жопу себе брить!
— Мыыыыееее! — замычали мы. Слов, чтобы выразить нахлынувшие эмоции, в нашем лексиконе не существовало.
— Товарищ Маргарита, а у нас тоже есть эти… как его… гормоны? — кинулись мы пытать нашу вожатую сразу после водных процедур.
— Конечно, у всех гормоны.
— И у нас???
— И у вас.
— И у нас тоже будет климакс?
— Да.
Лучше бы товарищ Маргарита сказала, что у нас вырастет вторая голова или обе ноги со временем станут левые! Тихий час девочки
— Умрем в двадцать пять, — рубанула воздух ладонью девочка Седа, — дальше жить просто нет смысла. Волосатая старость — это же ужас.
— Ужас-ужас, — повторили эхом остальные девочки.
— Моей маме, например, тридцать пять, и она очень даже ничего, — засопела я.
— Так то мама! А то ты! — вздернула брови Седа и постучала согнутыми пальцами себя по макушке.
Звук получился таким громким, что все вздрогнули.
— У тебя что, голова деревянная? — Маня подошла к Седе и постучала ее по лбу. — Можно?
— Чего спрашиваешь, раз уже постучала? — обиделась Седа.
— А чего это у тебя голова как барабан гудит? — не осталась в долгу Манька.
— Ничего ты не понимаешь. Ты меня по лбу когда постучала, громко гудело?
Маня еще раз постучала по Сединому лбу, а потом, для сравнения, постучала по своему.
— Да вроде нет.
— То-то. Если хочешь, чтобы звук получился громким, надо втянуть нёбо, будто ты говоришь «О», сложить губы трубочкой и только тогда постучать себя по голове. И не по лбу, а по макушке.
И все, махнув рукой на маячивший за порогом климакс, кинулись тренироваться на своих несчастных черепушках, стараясь «перестучать» друг друга. Хорошо, что тихий час вскорости закончился, иначе мы бы себе последние мозги стуком вытрясли.
А однажды у нас в лагере случилась гостья. Как-то Гарегин Сергеевич уехал в город и вернулся на следующее утро не один, а в сопровождении какой-то тетеньки. Тетенька носила непроницаемое выражение лица и воинственно оттопыренную во все стороны попу. Попа была такой большой, что в рост и в ширину тетенька казалась одинаковой.
— Ребята, знакомьтесь, это ответственный работник райкома Софья Ишхановна. Сегодня вместо водных процедур вы прослушаете ее лекцию о политической ситуации в мире.
— Ну почемуууу вместо водных процедуууур? — расстроились мы. — Можно о политической ситуации в мире рассказать в тихий час!
Но Гарегин Сергеевич объяснил, что Софья Ишхановна очень занятый работник и сразу после лекции должна вернуться на работу, поэтому ждать тихого часа она никак не может. Лагерь понуро поплелся в столовую, а потом построился на плацу, чтобы послушать лекцию таинственной тетеньки из райкома. Актового зала, как вы понимаете, в «Колагире» не было.
Софья Ишхановна вышла на плац в пионерском галстуке и поинтересовалась, нравится ли нам в лагере.
— Нрааааавится, — соврали мы.
— Это хорошо, — кивнула она и сразу перешла к сути дела. Грозно хмурясь и называя западные страны клубком змей, прошлась по НАТО и рассказала о подвиге простого вьетнамского народа, не сдавшегося капиталистическому агрессору. Далее она подробно ознакомила нас с решениями последнего съезда ЦК КПСС. Кончик длинного носа Софьи Ишхановны услужливо вздрагивал в такт лекции, юбка почтенно трепетала вокруг необъятных бедер. Каждые пять минут лектор снимала очки и окидывала заскучавшие отряды долгим, немигающим взглядом. Дети тут же вытягивались по стойке смирно и сурово глядели вперед.