Манюня
Шрифт:
– Тётьнадь, - залилась горючими слезами Манюня,- не надо ничего рассказывать Ба, ты ударь меня по голове ведром, а лучше несколько раз ударь! Пожалуйстааааааааа!
Мы зарыдали с Маней в голос, мама обернулась на нас, потом посмотрела на Маню и разом упала лицом.
– Вы хоть понимаете, девочки, чем это могло закончиться? Вы хоть понимаете???
ЭПИЛОГ
В тот же вечер папа отвёз ружьё своему неженатому коллеге, и они потом долго рыскали по его квартире в поисках укромного уголка.
Поздно
– А потом знаете что он сказал вашим родителям?- докладывала нам на следующее утро Манька,- он им сказал – это правильно, что вы ничего не стали рассказывать Ба. Иначе мало никому бы не показалось. В том числе и вам. И мне.
Манька вздохнула и пригладила рукой складочки на юбке.
– Ба бы нас всех тогда побила, - растроганно проговорила она и потрогала моё зудящее ухо,-ого, ещё горяченькое!
27 Манюня и судебная медицина
Манюня была частым гостем в нашей квартире. Когда она пришла к нам в первый раз, на неё большое впечатление произвела наша домашняя библиотека.
– Ух ты, как много книг! Тётьнадь,- обратилась она к моей маме, - вы уже всё это прочли?
– Ну не всё, Маша,- сказала мама, - но бОльшую часть этих книг я прочла, а некоторые перечитывала, и не раз.
– А почему не все книги прочли?
– жадно поинтересовалась Манюня.
И тут моя мама сделала большую ошибку. Она подвела Маню к одному из шкафов, битком набитому книгами.
– Видишь, Маша,- сказала она ей,- это книги по медицине, здесь энциклопедии, учебники и разные научные труды, их читает дядя Юра, Наркин папа.
У Мани глаза полезли на лоб. Она часто-часто задышала и кинулась открывать дверцы шкафа. Но тщетно. Шкаф был заперт.
А был он заперт потому, что я лет в шесть выдернула какую-то папину книгу и раскрыла её наугад, а там, на целые полстраницы, была женщина с огромной опухолью глаза, страшное, я вам скажу, зрелище. Я пошла с этой книгой к папе за разъяснениями, и он тут же отобрал её у меня. После этого он запирал свои книги на ключ, мотивируя это тем, что медицина не для детских глаз.
А Манюня, как потом оказалось, моментально теряла покой, когда от неё что-то запирали. Она сразу же начинала канючить, ходить кругами, заглядывать в глаза и вообще всячески давить на жалость. Ей здесь и сейчас категорически требовалось знать, какую жизненно важную информацию утаивают от неё взрослые. У Маньки надо лбом росла непокорная прядь волос, которую чтобы кое-как пригладить и уложить в причёску, надо было обильно намочить и пришпилить заколкой. В минуты крайнего волнения эта прядь развевалась над ней грозным ирокезом, свидетельствуя о несгибаемой решимости добиться своей цели любой ценой.
Когда папа вернулся с работы, она кинулась ему наперерез.
– Дядьюра,- выдохнула она вместо приветствия,- а отдайте-ка мне ключ от вашего шкафчика! И чуть подумав, с сомнением добавила, - пожалуйста!
Папа остолбенел. Дело в том,
– Папа,- я поспешила представить ему Маню, - это моя новая подруга, её зовут Маша.
– Здравствуй, Маша,- с нажимом сказал папа, намекая на ответное приветствие.
Маня засопела.
– Дядьюра, - сказала она,- так вы мне отдадите ключ от шкафчика? Пожалуйста?
Но папа был стреляным воробьём. Он владел своими методами воздействия на непослушных детей.
– Принесите-ка мои инструменты,- крикнул он вглубь квартиры,- сейчас в честь нашего знакомства я буду осматривать Машины зубы.
Маня с готовностью открыла рот.
– От... ять...,- проговорила она с открытым ртом,- а...е....аю...ей...., то есть я не боюсь врачей, - уточнила она, захлопнув рот.
Папа озадаченно почесал в затылке.
– Видимо, к нам приехал ревизор?- деланно рассмеялся он, в надежде, что собьёт неожиданной фразой Маню с толка.
Куда там! Маня вцепилась в отца как клещ. Она ходила кругами и всячески заглядывала ему в глаза. Сначала она сопроводила его в ванную комнату и проследила, чтобы он вымыл руки с мылом, затем она уселась с ним за компанию ужинать, а потом пошла смотреть программу "Время". Она подобострастно комментировала всё, что показывали по телевизору, начиная от рекордного урожая хлопка в Узбекской Советской Социалистической Республике и заканчивая стачкой угнетённых империалистами работников боннского аэропорта. Я сидела рядом и, затаив дыхание, наблюдала за действом.
Впереди были новости спорта. И я понимала, что если Манюня будет говорить в унисон спортивному комментатору, этого папа точно не переживёт.
Видимо, это понимал и папа. Поэтому он со вздохом поднялся и повёл нас к заветному шкафу, долго ковырялся в нём, отгородившись от нас дверцами, и наконец вытащил какую-то книгу. Пролистал быстро, и не увидев ничего ужасного, протянул её нам. Мы счастливо взвизгнули и, устроившись поудобнее на диване, стали изучать добычу. "По-со-би-е по су-деб-ной ме-ди-ци-не",- прочитали по слогам. Затаив дыхание, раскрыли книгу и принялись листать в надежде на какие-то картинки. Скоро наше ожидание увенчалось успехом - на 34 странице мы обнаружили дивное зрелище: на рельсах поезда лежало изуродованное тело молодой женщины. Голова была размозжена, торчали зубы, нижняя челюсть отсутствовала напрочь. Казалось, что поезд проехал колёсами по её рту и разделил череп ровно пополам.
Мы с Маней какое-то время в остолбенении изучали картинку. Потом Маня с грохотом захлопнула книгу и прошептала - мне надо попИсать.
– Пойдём,- шепнула я. Мы пошли вдвоём в туалет, тщательно заперлись на защёлку (как Ниф-Ниф и Нуф-Нуф, сказала Маня). Сначала на унитаз села я, а Манюня постояла рядом, потом уселась она.
– Тёпленький, - отметила она с удовлетворением.
Какое-то время она вдумчиво изучала плитку на стенах туалета. Потом перевела взгляд на потолок. Потом снова на стены. Потом глянула на меня.