Мар. Щит императора
Шрифт:
Правда, у императора оставался при себе индивидуальный портал… Вот только, судя по погасшим нитям в кольце, проку от него теперь немного. Зато с вершины скалы в паре десятков километрах южнее я разглядел редкую полосу сухостоя, за которым начинался уже настоящий, величественный, почти что сибирский лес. Но дотяну ли я императора в такую даль? Без веревок, без волокуши…
Я мельком покосился на бескровное лицо Карриана.
Куда ж я денусь? Дотяну, конечно. Особенно, если располосую на ленты остатки куртки, наши поясные ремни и сумею скрутить из этого барахла некое подобие постромок.
Сказано – сделано.
Спустя полтора часа я еще разок напоил находящегося в беспамятстве императора магией,
Примерно так я думал, когда час за часом пер по глубокому снегу.
Пер упорно, с пыхтением, но время от времени все-таки останавливаясь, чтобы проверить состояние императора и влить в него еще одну капельку магии, которой оставалось не так уж много. С каждой такой остановкой выдавливать ее из себя становилось все тяжелее. Я прекрасно осознавал, что однажды ее не останется вовсе. Но не помочь ему я не мог – смерть Карриана неминуемо означала и мою собственную гибель, причем мучительную, долгую и, если верить Тизару, во всех смыслах поганую. Наверное, не зря все же тени старались помереть раньше хозяев. С ними было нелегко, а без них еще хуже. Поэтому я брел по пояс в снегу, пыхтел, ругался, но все же исправно тащил свою ношу, очень надеясь, что делаю это не зря.
В какой-то момент я все же поймал нужный ритм и провалился в глубокий транс, позволивший не обращать внимания на усталость. А вышел из него только ближе к вечеру, когда полоска леса заметно приблизилась, а откуда-то издалека донесся долгий, подозрительно знакомый вой, заслышав который я вскинул голову, раздул ноздри, прислушался к себе и… неожиданно ответил.
Глава 12
Они показались на горизонте через полчаса – две огромные белые тени, гигантскими прыжками спешащие навстречу. При виде них я остановился, отвязал от пояса ремень, бросил его в снег рядом с находящимся в беспамятстве императором. И расслабился только когда громадные звери преодолели оставшееся расстояние и с приглушенным урчанием ткнулись носами мне в руки.
– Тихо, брат, – проговорил я, когда горячий язык исступленно лизнул мне ладонь. – Тихо… ты не ошибся. Это я вас позвал.
Огромный волк взвизгнул и прижался лобастой головой, всем видом выражая бурную радость. Второй оказался более сдержанным. Он выглядел старше, внушительнее. Поэтому, когда я поднял на него взгляд, лишь едва заметно качнул хвостом и наклонил голову, приветствуя и одновременно предостерегая.
– Я с миром, брат, – заверил его я, оттолкнув от себя второго зверя. – И мне нужна помощь. Окажете?
Звери одновременно посмотрели на занесенное снегом тело за моей спиной. После чего более молодой с недоверием принюхался, а старший бесшумно обнажил зубы. Впрочем, почти сразу он их спрятал – запах человека ему не понравился, но едва теплящаяся в Карриане жизнь делала его неопасным для стаи. Поэтому белоснежный зверь, в холке достающий мне почти до подбородка, недовольно сморщился, но все же подошел ближе и пытливо заглянул мне в глаза.
Само собой, это
Зверь, похоже, прекрасно меня понял, потому что недовольство из его глаз вскоре ушло. После чего он уже без неприязни покосился на императора, согласно наклонил голову, а затем легонько ткнулся носом в мою щеку и молча сказал:
–«Нам тоже нужна помощь».
Бросить Карриана посреди снегов я бы не смог, но возникшую проблему мы все же решили: пока один из братьев остался согревать его величество и охранять его от местного зверья, второй волк подставил спину и в два счета домчал меня до виднеющегося вдалеке леса. Там он помог мне взобраться на разлапистую… не ель, но очень похожее на нее хвойное дерево, откуда я срубил пушистую ветвь. После чего мы вернулись на равнину, я перетащил Карриана на испускающую одуряющий аромат хвои волокушу. Затем привязал к ветке сплетенную из всякой дребедени веревку, отдал конец более молодому и выносливому собрату. Снова забрался на спину более старшему волку. И лишь после этого мы наконец отправились в путь.
Брат, которому я доверил тащить повелителя, вскоре отстал, потому что я просил его соблюдать осторожность. Тот волк, что был подо мной, напротив, наддал так, что только ветер в ушах засвистел, а снег из-под могучих лап разлетался с такой легкостью, словно мы не заснеженному лесу мчались, а совершали променад по хорошо укатанной дороге.
Правда, удовольствия от такого способа передвижения я не получил. Держаться, кроме как за уши и шерсть, было не за что. Спина у зверя оказалась чересчур широкой, чтобы отсутствие седла можно было чем-то скомпенсировать. Передвигался брат огромными скачками. Так что зад я об него отбил капитально. Да и ветками по морде тоже пару раз схлопотал, поэтому на место прибыл не только уставшим, но и поцарапанным.
О том, что мы почти приехали, я понял по тому, как изменился лес, насколько уменьшился слой снега под деревьями, а еще– по раздающимся неподалеку голосам.
Когда собрат остановился, вокруг него сгрудилась стая в полтора десятка таких же белоснежных зверей, которые посматривали на меня с нескрываемым подозрением. Но когда я спрыгнул, а вожак подтолкнул меня носом в спину, волки послушно расступились. Каждый из них настойчиво нюхал воздух, пытаясь понять, что же во мне не так. Самые смелые забегали то справа, то слева, тщетно пытаясь заглянуть мне в глаза. Самые умные озадаченно ворчали. Я же тем временем добрался до большой, глубокой, примерно на треть засыпанной снегом ямы, и тихо ругнулся, увидев, как внизу неловко ковыляет на трех лапах перемазанный в земле волчонок, время от времени издавая жалобный визг.
Честное слово, не знаю, каким чудом он умудрился соскользнуть вниз, не напоровшись ни на один из воткнутых в землю заточенных кольев и отделавшись лишь сломанной лапой, но руки тем, кто вырыл здесь эту гадость, я бы точно пообрывал. Нерт уверял, что северяне уважают волчье племя. Охота на волков в Сории законом не запрещена, однако их убийство не поощрялось. Причем не поощрялось до такой степени, что обычные охотники даже в плохой год не опускались до браконьерства. Тем не менее в стаде, как водится, не без паршивой овцы, поэтому даже среди сорийцев встречались те, кому белоснежная волчья шкура была нужна лишь для украшения.