Марь

Корсакова Татьяна

На самом деле она не шла, а бежала со всех ног. Но зачем бабе Марфе такие подробности?

– Что ты видела?

– Кроме болота?

– Да. Что ты видела, кроме болота?

– Ничего!

Вот здесь Стеша была готова стоять до конца: она ничего особенного не видела, а что видела, то ей просто примерещилось.

– Хорошо, – сказала вдруг баба Марфа.

Вот

только по глазам ее было видно, что ничего не хорошо, что она взволнована и зла. Она злилась на Стешу за то, что та самовольно вышла из дома? В двадцать лет нужно спрашивать разрешение на прогулку?!

– Все ведь закончилось хорошо. – Стеша почувствовала острое желание если не оправдаться, то хотя бы защититься от этого полного немого укора взгляда. – Со мной ничего плохого не случилось.

– Случилось. – Костяшки пальцев, сжимающих столешницу, побелели, кожа на них натянулась до такой степени, что, кажется, была готова лопнуть в любой момент.

– Что случилось?

– Я думала, что ты умнее своей сестры, – сказала баба Марфа, а Стеше показалось, что старуха наотмашь хлестнула ее по щеке. – Я думала, ты взрослая, а ты безответственная идиотка!

– Как вы смеете?! – Теперь уже сама Стеша вцепилась в столешницу. Теперь ее костяшки побелели от ярости. – Почему вы…

– Смею! – оборвала ее баба Марфа. – Это ты пришла в мой дом! Это по твоему следу явились угарники! Это ты не желаешь слушать и слышать!

– Я не сделала ничего плохого! – Стеша скосила взгляд на полуприкрытую дверь и перешла на злой шепот. – Я вообще не понимаю, что тут творится!

– Вот именно! – с яростью в голосе прошипела баба Марфа. – Ты вообще ничего не понимаешь!

– Так объясните мне!

Собственная Стешина ярость была так велика, что сдерживать ее с каждым мгновением становилось все сложнее и сложнее. Она шла от Стеши невидимыми концентрическими кругами, как радиоволны. Она тяжелым камнем упала в стоящее на табурете ведро, брызгами разлетелась по комнате, ледяным туманом осела на Стешиных щеках и исчезла.

– Ой, – сказала Стеша, утирая лицо рукавом. – Что это было? Откуда?

Баба Марфа молча встала из-за стола, подошла к ведру, посмотрела на растекающуюся по полу лужу. Стеша тоже встала. В голове мелькнула одновременно глупая и шальная мысль, что вместе с водой баба Марфа зачерпнула из колодца рыбу, и теперь эта рыба бьется в ведре, рвется на волю. Вот только в ведре не было никакой рыбы. Ни рыбы, ни камня. А вода все равно волновалась, нервно билась о цинковые стенки ведра, как во время шторма бьются об утес морские волны.

– Я не понимаю. – Стеша протянула к ведру руку, и от этого растерянного жеста вода вдруг успокоилась и замерла.

Баба Марфа горестно вздохнула, уголком своего черного вдовьего платка

стерла каплю с морщинистой щеки.

– Я тебя предупреждала, – сказала она равнодушным, разом утратившим все эмоции голосом. – Я предупреждала, что нельзя ничего брать у болота.

– Я не брала. – Стеша рассеянно разглядывала свою раскрытую ладонь. – Я ничего не брала у болота, бабушка.

– Но ты отдала.

– Что? Что я отдала?

– Платок. Ты отдала болоту свой платок.

– Я не отдавала. Оно само…

– Оно само… – Баба Марфа горестно усмехнулась. – Оно всегда находит способ.

– Болото?

– Весна в этом году будет ранней. – Баба Марфа говорила своим привычным ворчливым тоном, словно и не случилось между ними вот этого одновременно странного и страшного разговора. – Блин твой остыл. Доедай. И чаю я тебе налью. Не бойся. Теперь ты мои чаи можешь пить смело. – Она снова усмехнулась, а потом пробормотала себе под нос: – Не пойму, им-то ты теперь зачем?

– Кому? – спросила Стеша. – Я тоже ничего не понимаю. Не должно так быть, бабушка.

– Как должно, так и будет. Я смотрю, от меня тут вообще ничего не зависит.

Баба Марфа вдруг шагнула к Стеше и погладила ее по голове. Это был сухой, неласковый жест, но на сердце вдруг стало легче. Наверное, так чувствует себя бродячий пес, когда тянется к незнакомцу, еще не зная, что получит: кусок хлеба или удар палкой.

– Обещай мне, Стэфа. – Баба Марфа всматривалась в нее своими черными глазами, словно пыталась разглядеть в ней что-то новое, доселе неведанное. А может, и разглядела.

– Что обещать? – спросила Стеша. Все ее силы уходили на то, чтобы выдержать этот колючий взгляд.

– Свое ты болоту уже дала. Вольно ли, невольно ли, но дала. С этим уже ничего не поделать. Не бери у него ничего.

– У болота?

– Заманивать будет. Подарки дарить такие, что еще попробуй отказаться. Но ты держись, ничего у него не бери.

– Какие еще подарки на болоте? Грибы с ягодами? – Стеша невольно улыбнулась. – Так я в них не разбираюсь. Я вообще леса не знаю. Я в городе росла.

– Оно хитрое. – Баба Марфа, наконец, от нее отвернулась, принялась разливать по чашкам свой чай, который теперь Стеше можно пить. – Иногда так сразу и не поймешь, что это подарок. Мне ли не знать. А как поймешь, так уже и поздно.

– А Катюша? – Стеша обернулась, посмотрела на склонившуюся над птичкой сестру. – А ей как? Я понимаю, что ей к болоту нельзя, она маленькая еще, но…

– Пока ты живая, ей можно. Обеих сразу оно никогда не забирает.