Марафон длиной в неделю
Шрифт:
— Бывайте. — Он махнул рукой так, вроде пребывал в своей компании и отлучается лишь на короткое время.
— Еще один пустой номер, — пробурчал Щеглов.
Бобренок ничего не ответил: что попишешь, наверно, из их замысла ничего не выйдет, но не имеет права отступать, пока не опросит всех кондукторов.
Через несколько минут дежурный по вокзалу пропустил в комнату двух женщин. Первой вошла кондукторша в форменной тужурке, средних лет, крепкая, в косынке, завязанной на затылке.
Бобренок подумал: совсем
Женщина была обута в грубые мужские ботинки. Видно, она привыкла к ним и нисколько не стыдилась их вида, так как смело прошагала до середины комнаты и остановилась, осматриваясь.
Другая кондукторша, девушка лет восемнадцати-девятнадцати в ватнике и платке, из-под которого выбивалась прядь длинных каштановых волос, остановилась у порога, глядя смущенно и даже растерянно.
Бобренок понял, что инициатива тут принадлежит старшей женщине, и сказал, обращаясь главным образом к ней:
— Посмотрите на этого человека в углу на скамейке. Подойдите, не бойтесь, неужели не видели убитых? Война идет, уважаемая, к сожалению, еще стреляют, и пули иногда попадают в людей.
— Черт бы их побрал... — сердито отмахнулась кондукторша.
— Конечно, — согласился майор, — но что поделаешь? Посмотрите внимательно на этого лейтенанта, возможно, приходилось видеть...
Кондукторша, тяжело ступая ботинками, решительно прошла в угол и остановилась перед убитым, даже наклонилась к нему, потом отступила на шаг, будто так легче было рассмотреть. Снова подошла, видно, узнала, подумал Бобренок, он стал за спиной кондукторши и спросил нетерпеливо:
— Ну?
— Нет... — опустила глаза.
— Посмотрите как следует.
— Смотри, не смотри — нет.
Майор обернулся к девушке в платке, топтавшейся у порога.
— А вы?
Девушка вытянула шею, но, вероятно, ничего не видела — старшая кондукторша заслоняла убитого.
Майор коснулся ее локтя, легко отстранив.
— Гляньте, девушка, — попросил он, — подойдите сюда, ближе.
Кондукторша сделала лишь шаг и пугливо остановилась. Снова вытянула шею и даже поднялась на цыпочки. Грубый ватник распахнулся, и майор увидел, что девушка тоненькая и стройная, розовая мужская рубашка туго обтягивала ее фигуру. Девушка нервно дышала, грудь у нее подымалась, и шея с тонкой кожей, усеянной веснушками, покраснела.
Вдруг девушка как бы задохнулась, глотнула воздух и подняла руку, будто защищаясь.
— Не волнуйтесь, — подбодрил ее майор, — прошу вас, подойдите ближе и приглядитесь.
— Нет, — воскликнула она, — этого не может быть!..
Теперь настала очередь волноваться Бобренку. Он пристально посмотрел на девушку, подошел чуть ли не вплотную и заглянул в глаза.
— Вы узнали его? — спросил он.
Девушка взглянула на майора растерянно.
— Но ведь он... — начала она нерешительно. — Сегодня
Бобренок взял девушку за руку. Крепко сжал и подвел ее к убитому.
— Вы знаете его?
— Да.
— Откуда?
Девушка уже пришла в себя. Высвободила у майора свою руку, поправила рубашку на груди. Вдруг лицо ее сморщилось — видно, все еще не могла поверить, что человек, лежащий на скамейке, мертв.
— Спокойно, — сказал майор властно. — Как вас зовут?
— Таней.
— Фамилия?
— Таня Зима.
— Сядьте сюда, Татьяна. — Майор поставил стул спинкой к убитому.
Когда девушка села, занял место напротив. Внезапно увидел, как сверлит их любопытными глазами старшая кондукторша.
— А вы идите, — махнул он рукой.
— Одна? Без Тани?
— Мы должны немного поговорить с ней.
— А как с билетами?
— Придется вам поработать за двоих.
— На два вагона?
— Не справитесь?
— Пассажиров много.
— И все же придется.
Разумеется, кондукторше интересно было побыть здесь. Она предвидела какую-то тайну и дрожала от нетерпения. Но Бобренок считал, что лучше поговорить с девушкой наедине. Велел:
— Передайте диспетчеру, что мы тут побеседуем с Татьяной Зима. Если не вы, пусть кто-то другой подменит ее.
Кондукторша хотела возразить, но Щеглов уже открыл дверь. Уходя, она оглянулась с сожалением на пороге.
Майор улыбнулся девушке, подбадривая. Спросил сочувственно:
— Испугалась?
— А как же, — кивнула девушка, — ведь только сегодня познакомились, и вот... — Она безнадежно махнула рукой.
— Что поделаешь, такова жизнь...
— Кто его? И за что?
— Это долгий разговор, Таня. И даже мы не все знаем.
— А я ничего не ведаю.
— Но ведь узнала же его!
— Не имею понятия, как зовут.
— И все же знакомы...
— Сегодня только увидела.
— Где?
— Ехал первым рейсом к вокзалу.
— Откуда? Где сел?
— На конечной.
— У Богдановки?
— Ну да. Еще жаловался, что опаздывает.
— Где вышел? — Этого вопроса можно было и не задавать. Бобренку и так был известен каждый следующий шаг белобрысого лейтенанта, но он хотел проверить наблюдательность кондукторши.
— Тут, на вокзале.
— Откуда знаете?
— Видела.
— Как сел — видела... Ну, там понятно, вагон пустой. А тут? Как разглядела в сутолоке?
— Так мы же познакомились... Он мне и свидание назначил.
Дело приобретало совсем неожиданный поворот, и майор от нетерпения заерзал на стуле.
— Свидание? — переспросил недоверчиво. — Где?
— Возле памятника Мицкевичу.
— Когда?
— В восемь вечера.
— Видите, — сказал Бобренок с укоризной, — как же это получается? Свидание назначил, а не назвался!